Бирн задумчиво потер левое плечо и увидел, как дрожат уголки губ девушки. Он вгляделся повнимательнее и обнаружил, что Кети пытается сдержать улыбку. Лицо доктора просветлело.
— Вы поедете на моей лошади, — сказала Кети. — Она очень добрая и имеет легкий шаг. Уверена, она не доставит вам хлопот.
— А вы?
— Я найду себе что-нибудь в городе. Не важно что.
— Удивительно! — заявил доктор. — Вы выбираете лошадей наугад?
— Но вы поедете? — настаивала девушка.
— Ах да, поездка на ранчо! — застонал ученый. — Позвольте мне подумать. Существуют физические препятствия такому путешествию, причем многие из них вообще непреодолимы. В то же время моральный долг, заставляющий меня ехать на ранчо, по всей видимости, выходит на первый план. — Бирн вздохнул. — Разве не странно, мисс Камберленд, что человек, отделенный от низших животных наличием разума, так часто руководствуется в своих действиях этическими мотивами, отвергающими суждения здравого смысла? Данное наблюдение приводит нас к заключению, что страсть к доброте едва ли является принципом вторичным по отношению к стремлению к истине. Вы понимаете, что я строю гипотезу только экспериментально, со многими оговорками, среди которых…
Бирн внезапно смолк. Улыбка на губах девушки стала еще шире.
— Я только сложу вещи, — предупредил доктор, — и сразу же спущусь к вам.
— Хорошо! — кивнула она. — Я буду ждать вас с двумя лошадьми, прежде чем вы соберетесь.
Доктор повернулся было, чтобы уйти, однако снова взглянул на Кети:
— Но почему вы так уверены, что будете готовы прежде меня…
Однако девушка уже сбежала по ступенькам веранды и быстро пошла по улице.
— В женщинах присутствует элемент необъяснимого, — вслух подумал Бирн и направился в свою комнату.
Там неотвратимая сила заставила его действовать с максимально возможной скоростью. Он бросил свои туалетные принадлежности и кое-какое белье в маленький саквояж и сбежал по ступенькам. Когда Рэндалл, задыхаясь, примчался на веранду, девушка еще не вернулась. Улыбка триумфа заиграла на его суровых бесцветных губах.
— Женский инстинкт, однако, вовсе не безошибочен, — сообщил доктор сам себе и ковбою, раскачивавшемуся на стуле по соседству, и, не дождавшись реакции, продолжил свои рассуждения: — Не случайно точность женской интуиции уже повергнута в тень сомнения многочисленными мыслителями, как вы несомненно согласитесь.
Челюсть ковбоя с лязгом отвалилась, и он заорал:
— О чем это ты толкуешь, черт тебя побери?
Доктор уже вознамерился уйти, погруженный в свои мысли, но тут посмотрел на парня, на сей раз нахмурившись:
— В вашем замечании, сэр, присутствует оскорбление, вовсе не являющееся необходимым.
— Сними свои очки! — так же громогласно предложил в ответ собеседник. — Ты разговариваешь не с книгой, а с человеком.
— А в вашей позиции, — продолжил Бирн, — наличествует элемент агрессии, способной в дальнейшем вылиться в физическое насилие.
Пока он говорил, его голос поднялся до пронзительной ноты.
— Не понял! — честно признался ковбой, вытаращив глаза. — Но кажется, ты слегка злишься? Если ты… — Теперь он встал со стула и направился к Рэндаллу. Очень крупный экземпляр мужчины — загорелый, с большими руками. Доктор покраснел.
— Что тогда? — вызывающе пискнул Бирн.
Перед его носом появился тяжелый кулак, но почти сразу же великан ухмыльнулся, глядя мимо Рэндалла.
— Ох, черт! — проворчал ковбой и, фыркнув, отвернулся от доктора.
На мгновение Бирна охватило безумное желание броситься на парня, но сразу же пришло ощущение полного бессилия. Он знал, что его губы побелели. В горле пересохло.
«Возбуждение неминуемой физической борьбы и личной опасности, — быстро поставил диагноз доктор, — вызывает ускорение пульса и сопутствующую слабость — состояние недостойное для уравновешенного интеллекта».
Вновь обретя душевное равновесие столь быстрым обнаружением причины, ученый продолжил свой путь по длинной веранде. Возле колонны стоял еще один высокий ковбой, также загорелый, худой и сильный.
— Могу я спросить, — обратился к нему Бирн, — имеете ли вы какую-либо информацию, прямо или косвенно касающуюся семьи по фамилии Камберленд, владеющей ранчо в данной местности?
— Можешь, — ответил ковбой, продолжая сворачивать сигарету.
— Хорошо, вам известно что-нибудь?
— Конечно, — отозвался тот и, закончив сворачивать сигарету, сунул ее в рот. Тут ковбой решил, что ведет себя недостаточно вежливо, поэтому поспешно достал бумагу и табак и протянул доктору. — Куришь?
— Я не употребляю табак ни в каком виде, — отрезал Бирн.
Ковбой уставился на него с таким пристальным вниманием, что не заметил, как спичка обожгла кончики пальцев.
— В самом деле? — спросил он, обретя наконец дар речи. — На что же ты тогда убиваешь время? Ну я вообще-то думал о том, чтобы бросить. Жена злится, что у меня от никотина вечно ногти желтые. — Ковбой вытянул руку с ярко окрашенными в желтый цвет большим и указательным пальцами и заметил: — Мыло не берет.