Ночной взгляд

– А что, если того… мужчину убил кто-то из обслуги? – блестя глазами, предположила Регина Витольдовна и тут же начала строить гипотезу. Сначала в ней участвовал только один представитель обслуживающего персонала, но постепенно, под жужжание насекомых и пыхтение Владимира Петровича, в гипотезу затянуло всех. Возникла банда, руководимая директором, которая завлекла в свои сети богатого отдыхающего (хотя Сергей пытался возразить, что богатый не стал бы тут отдыхать), повесила его после совместного распития спиртных напитков, ограбила дачу и исчезла в неизвестном направлении. Скорее всего, банда прикинулась обслуживающим персоналом, а настоящих сотрудников дома отдыха они тоже могли убить, только раньше. Ведь тут такая глушь, никто и не узнает, что здесь произошло, пока забьют тревогу – преступники будут уже далеко. А банда, возможно, еще не покинула дом отдыха и прячется где-то рядом…

Хорошо, что Сергей вовремя вспомнил про Алычова, присутствие которого еще накануне вечером выдали пучки травы на веранде. Алычов был из породы любознательных домоседов, которым всегда и до всего есть дело. Он наверняка сидел сейчас в своей даче, и ему, как человеку серьезному, можно было передоверить роликовых Бобриковых с их повешенным незнакомцем. Критик интересовался «гримасами жизни», и ему определенно понравились бы монологи несколько, все-таки, ненормальной Регины Витольдовны. А сам Сергей надеялся вернуться в свою дачу и предаться творческим потугам, пока еще есть время до приезда полиции, которую каким-нибудь способом непременно вызовут, и тогда дом отдыха всполошится и загудит, как осиное гнездо.

Светло-желтая дачка Алычова была открыта. Пока Бобриковы с грохотом взбирались на крыльцо, Сергей озадаченно осмотрел пыльную веранду с желтой газетой прошлого десятилетия на столике и пересушенными растительными останками под потолком. Начинающий писатель позвал хозяина, но дачка молчала. Пол нехорошо проседал под ногами. В стенах пощелкивали древоточцы. Сергей дотронулся до одного из бурых травяных веников на веревке и, глядя на кружащуюся в солнечных лучах пыль, вдруг отчетливо вспомнил, как года четыре назад в другой газете, еще белой и распластанной в витрине киоска, увидел крохотную заметку о смерти критика Алычова. И даже вспомнил, что подумал тогда: бесчисленные дилетанты все-таки отомстили бедному Алычову, предав его забвению, и никому он под занавес своей жизни не был нужен, раз его уход почтили всего лишь тремя строчками на последней странице.

Сергей скрипнул зубами от тихой злобы. Это же надо – память услужливо накидала ему столько мелких подробностей о жизни Алычова, его любви к травам и ненависти к дилетантизму, но при этом коварно утаила факт его смерти. Даже злоупотребление наркотическими веществами, истощение и пережитый стресс не могли, по мнению Сергея, служить этому оправданием.

К супругам Бобриковым, которые все еще штурмовали крыльцо, начинающий писатель вернулся немного сконфуженным. И, чтобы не сознаваться в преступной забывчивости, буркнул, что ошибся домом.

Неподалеку как раз обитали безымянные литературные дамы. Днем они любили посидеть возле дачи в креслах-качалках, дымя крепкими сигаретами и вдохновенно, слегка в нос, рассуждая о творчестве и личной жизни друзей и знакомых. Рядом, на обитом клеенкой столике, всегда стояли чашки с вином.

Сергей торопливо направился туда, но на полдороге остановился, когда вынырнувшая из-за веток дача слепо уставилась на него заклеенными окнами. На полуобвалившемся крыльце, нижнюю часть которого доедали мох и сырость, действительно стояло плетеное кресло-качалка. Сергей медленно подошел к нему и ткнул пальцем. Кресло качнулось и умиротворяюще заскрипело.

По дорожке зачиркали коньки отставших Бобриковых.

– А тут кто живет? – заинтересовалась Регина Витольдовна. – Ваши знакомые?

– Тут никто не живет, – мрачно ответил Сергей. – И уже давно.

– Слушайте! А почему тут вообще так пусто? – мадам Бобрикова тревожно смотрела на нежилую дачу. – А вы вчера, когда заезжали, кого-нибудь видели?

– В беседке кто-то был, я слышал…

– Но не видели! И мы никого не видели!

– И лампы горели…

– А если тут никого и нет? И не было?! – Регина Витольдовна возбужденно махала руками. – А если нас сюда заманили?! И убили того мужчину! И это какой-нибудь… заговор!

– Знаете, в фильмах персонажей с такими теориями обычно убивают первыми, – поморщившись, довольно грубо сказал Сергей.

Владимир Петрович встал позади супруги и положил руку ей на плечо, молчаливо демонстрируя готовность защитить свою даму от наглеца.

– А в некоторых фильмах первыми убивают невоспитанных скептиков, – криво улыбнувшись, прошипела Регина Витольдовна.

Внезапно сгустившуюся взаимную неприязнь и смутную тревогу, которую начал ощущать и Сергей, развеяли сразу два живительных звука. По проселочной дороге, проходившей недалеко от дома отдыха, с урчанием ехал редкий в здешних местах автомобиль. А где-то гораздо ближе вновь приступил к издевательствам над скрипкой нечитаемый поэт Шекман.