Они подошли к одной из топографических карт, разложенных на большом столе. Старшина Игнатьев приблизился и стал за их спинами.
— Вот в этих двух квадратах немцы беспокоят хозяйство Якунина. Сообщили, что полчаса тому назад был накрыт штаб. Сам Якунин контужен. А батарея та, дальнобойная, третий день лупит: якунинцы достать ее не могут и не знают, где расположена.
Мартемьянов все понял.
— Будет сделано, товарищ майор. — Схватил телефонную трубку, приказал: — Якубовского мне. Якубовский? Слушай, Петр, Мартемьянов говорит. Пошли пару истребителей в район девять. Зафотографируй квадраты Г-5, Г-6, Г-7. Потом Весенин внимательно посмотрит и отыщет дальнобойную артбатарею. Что? Сам полетишь? Хорошо, действуй. К вечеру чтоб фотосхема была.
Капитан обратился к Игнатьеву:
— Тебе задание: бери машину и быстро катай на аэродром. Там найди командира полка бомбардировщиков и передай этот пакет. Оттуда заедешь на командный пункт истребителей и сообщи им… На разведку пусть не посылают. Потом зайдешь к дежурному основной рации и передашь, чтоб вечером в двадцать ноль-ноль был у командира корпуса. Выполнишь все это — являйся сюда. Понял?
— Так точно, товарищ капитан: передать пакет командиру полка бомбардировщиков; сообщить истребителям, чтоб на разведку не летали; заехать к дежурному по рации, чтоб он в двадцать ноль-ноль был у Хозяина. Затем вернуться к вам.
Капитан, довольно хмыкнув, заметил:
— Будешь так же расторопен до конца войны — с медалью домой вернешься.
Майор Коробов усмехнулся благодушно:
— Да он же у нас, Сергей Григорьевич, арестант. Трое суток пройдет — и опять вместо него дадут какого-нибудь растяпу.
— Да, да. Я и забыл… — И схватив телефонную трубку, Мартемьянов закричал: — Аэродром? Дайте старт! Соедините сейчас же…
Игнатьев съездил на аэродром, на командный пункт полка истребителей и, проезжая мимо фотоотделения, попросил шофера:
— Ты подожди минут десять, я сейчас вернусь.
В фотоотделении ребята готовились к обработке нового фильма. Старшину встретили радушно:
— А вот и заключенный! Да еще по-генеральски — на своей машине.
— Как она, гауптвахта-то?
— Ничего, живем, — ответил Игнатьев. — За посыльного туда-сюда мотаюсь. Перекусить есть что-нибудь? А то за беготней в столовку не успел.
Мигом на столе появились колбаса, хлеб, сало.
Учуяв закуску, щурясь, как кот на солнце, выполз на свет из темной лаборатории Косушков. Вошел и Спасов. Поздоровался, выразительно посмотрел на Косушкова. Тот шмыгнул назад, в лабораторию. Минуты через две выплыл обратно, неся полстакана разведенного спирта.
— На, подкрепись, старшина…
Игнатьев кивнул на дверь комнаты, за которой скрылся начальник отделения.
— Не бойся. Сам распорядился. Тебе можно — для беготни полезно. А у нас задание сейчас. Якубовский полетел фотографировать.
Игнатьев выпил, разжевал луковицу, чтоб не пахло, и, оглядев присевших вокруг ребят, заметил:
— Ну, мне пора. До скорого! — Пожал всем руки и вышел.
Был уже вечер, и старшина Игнатьев рискнул наведаться к подполковнику Тарасову. Надо было узнать, к каким выводам пришли эксперты.
Игнатьев искоса посмотрел на шофера, доверительно спросил:
— Слушай, парень, как тебя зовут?
— Митро.
— Скажи, ты умеешь держать язык за зубами?
— А він у мене завжди за зубами.
— Я серьезно.
— Та хіба ж хто тримав би мене тут, якби я був бовтун… «Бовтун — знахідка для ворога» — скрізь написано.
— Так вот, Митро, давай подвернем вон туда…
— Там смерш…
— Но там есть и цивильные хаты…
— А-а-а! Зрозуміло. Підвернемо.
— В самое село не надо заезжать. На малом газу подъезжай к крайней хате, дальше я пешочком доберусь. Я ненадолго.
— Відома справа: війна. Чого ж там довго затримуватись?!
Машина остановилась, и старшина пошагал вдоль заборов к домику, где жил подполковник Тарасов.
Домик стоял в глубине двора. Старшина прошел по дорожке к крылечку, осторожно постучал. Дверь открыл сам хозяин.
— С ума сошел, — попятился Тарасов.
— Я не к вам, — переступая порог хаты, сказал старшина. — Я на свидание к девушке. Или просто к знакомой. Задерживаться не имею права: война, как сказал мой шофер Митро. Есть ли заключение экспертизы, что сказали криминалисты?
— Капитан Егоров убит не на берегу, а там, где его нашел Кузьмин. На пистолете отпечатки пальцев Кузьмина и самого Егорова. Но они появились уже после его смерти. Стреляли не из этого пистолета, а из другого — немецкого «парабеллума». Жена Егорова, я, кажется, говорил тебе, утверждает, что у ее мужа личных врагов не было. Во всяком случае, капитан Егоров никогда ей не жаловался, беспокойства не проявлял. Далее. Песок на брюках и с пляжика идентичны…
— О сургучном оттиске какое заключение?
— Печать подрезана, снята, потом вновь приварена.
— Значит, надо искать врага от фотоотделения до отправки фотосхем на передовую и в штаб корпуса? — задумчиво не то спросил, не то подтвердил Вознесенский.
— Совершенно верно.
— Ну что ж… Я пойду. Я же арестант, — сказал, подымаясь, старший лейтенант Вознесенский.
— За что?
— Взял на себя чужую оплошность или умышленный акт… Сказал, что вещмешок вытряхивал.
— Для чего?