Ночные бдения с Иоганном Вольфгангом Гете

- В сущности, - сказал Гете, - мрачный или, напротив, светлый взгляд на будущее человечества - это не более чем жанры литературы. Равно как и взгляд на прошлое человечества. Великий Вальтер Скотт заметно идеализировал рыцарскую эпоху, но магия его гения такова, что мы воспринимаем изображенные им картины как действительность, канувшую в минувшем. Вообще объективность необходима в науке, где без нее шагу нельзя ступить, а в искусстве объективность излишня, даже вредна, ибо она противоречит самому принципу художественного творчества. Приведу вам пример из оптики. В долине, тянущейся до Хетшбурга, по ту сторону Ильма, есть гора, которая всегда кажется синей в тумане, поднимающемся над рекой. Но если взглянуть на гору в подзорную трубу, синева поблекнет. Вот вам пример того, какую роль, даже в отношении самого объективного цвета, играет субъект. Слабое зрение усиливает муть, острое же разгоняет ее или, по крайней мере, проясняет, но в том-то все и дело, что гора тут же теряет цвет...

- А ведь, согласитесь, - сказал я, - все-таки хочется верить в будущее?

- Охотно с вами соглашаюсь, - ответил Гете.

- Но это глупо, - сказал я.

- Глупо, - поддакнул Гете, как-то передернулся и исчез.

Некоторое время я думал о том, где все-таки амазонские дикари берут свои тряпочки для прикрытия срама (как известно, многие племена полностью отрезаны от цивилизованного мира, а ткацкого производства они не знают), и эти размышления занимали меня приблизительно полчаса. После я зашел за Волосковым, и мы с ним отправились в подвал латать водопроводные трубы, так как накануне наша бригада не уложилась в рабочий день. По пути Волосков, помешавшийся на отечественной истории, рассказывал мне о том, что последнее посажение на кол совершилось в России в 1721 году, осудили несчастного последыша по делу царевича Алексея, и поскольку был он мужчина тертый, его еще и тулупчиком прикрыли, чтобы он не умер от переохлаждения организма.

Наши уже все собрались в подвале - бедолаги сидели на корточках вдоль стены и курили газетные самокрутки. Разговор шел о новом издевательстве, которое придумал подлец Красулин.

- ...А главное, ничего с ним не поделаешь, если ему дали над нами такую власть.

- Удивительно: вроде бы институциально нормальный мужик, не псих, а воображение у него работает довольно литературно.

- Я же вам говорил, что он Чехова начитался. Дайте срок - он еще сочинит что-нибудь наподобие замка Иф.

Волосков спросил:

- Что опять выдумал этот змей?

- Завтра пойдем пустые бутылки собирать в Сокольнический парк. А кто понахальней, будет просить милостыню у метро. Такой кудесник этот Красулин, что перед ним меркнет народный вокабуляр.

- Да как же я буду собирать милостыню, если на мне такой подозрительный епендит?!

- А что такое епендит?

- Это одежда по-древнегречески.

- А как по-древнегречески будет сволочь?

- Это чисто русское понятие, - объяснил Волосков, - в других языках аналогов не имеет. Сволочами киевляне прозвали дружинников князя Владимира, которые сволакивали их насильно креститься в Днепр.

- А по мне, хоть "вагонку" воровать, только бы Красулин не разогнал нашу славную гоп-компанию.

- И разгоню! - заорал на ходу Красулин, показавшийся в конце подвального коридора. - И разгоню, если вы будете плохо себя вести! Ну чего вы канючите, если все равно другого выхода у нас нет! Вам русским языком говорят: поскольку в стране развал, поскольку усилиями чужеродного элемента дело идет к нулю, включая даже такую святую отрасль народного хозяйства, как медицина, придется, товарищи, попотеть.

Засим мы принялись за работу. Лично я щипал паклю, смачивал ее в солидоле и передавал Волоскову, который задумчиво менял фланцы, и в результате я до такой степени провонял солидолом, что когда ближе к ночи мне снова явился Гете, он долго принюхивался, водя туда-сюда своим видным носом и соображая, чем это так неприятно пахнет.

Бдение третье

В ту пятницу я проснулся посреди ночи, пошел на кухню заварить чай, а когда вернулся, мой великий немец уже сидел в кресле и вертел носом туда-сюда. (Следует, вероятно, заметить, что кресло это я ухитрился украсть из антикварного магазина, и как ни силились у меня переманить эту не совсем легитимную вещь, я держу ее при себе.)

- Все забываю у вас спросить, - сказал я, усаживаясь на постели. - Вы серьезно считаете Вальтера Скотта великим писателем своего времени?

- Не только своего времени, - сказал Гете, - но и на все будущие времена.