Ночные бомбардировщики

Полузабытье нарушил приближающийся рокот мотора. Акимов повернул голову. К месту его посадки шел самолет. Снизившись, он пролетел метрах в двадцати от Акимова. По номеру самолета курсант узнал капитана Алешина, инструктора второй группы. «Сейчас доложит Чекунову, — подумал он. — А все же, что случилось с мотором?»

Акимов решил выяснить причину до приезда инструктора. Он отстегнул привязные ремни, лямки парашюта, снял шлем и, положив его на сиденье, собрался выйти из кабины. Внезапно взгляд его упал на топливный кран. Зеленый рычаг был в верхнем положении. В груди курсанта похолодело. «Так вот в чем причина! После запуска мотора забыл переключить кран с верхнего бачка на основные... выработал горючее».

Акимов в оцепенении смотрел на кран. Теперь стало ясно, о чем пытался напомнить инструктор, когда разрешал выруливание. Перед глазами появилось суровое, с ястребиным носом лицо капитана Чекунова. «Вот и отлетался, — на глаза Акимова навернулись слезы. — Что теперь делать? Что делать? — Он кусал губы. А что если... Ведь стоит только опустить кран вниз и все останется тайной. Пусть ищут в моторе». От этой мысли ему сделалось жарко... Акимов не смог сидеть больше в кабине.

Газик свернул с дороги и, не сбавляя скорости, помчался к самолету. Метрах в десяти шофер затормозил. Чекунов на ходу выпрыгнул из машины и широким шагом пошел навстречу Акимову. Курсант, не дойдя до него, остановился, вытянул руки по швам.

— Товарищ капитан, — голос Акимова дрожал, — произвел вынужденную посадку из-за... забыл переключить кран топлива, — он виновато опустил голову, готовый услышать самый суровый приговор.

Чекунов резко повернулся и, не говоря ни слова, быстро прошел к самолету. Одним рывком взобрался на плоскость, несколько секунд молча смотрел в кабину, потом, спускаясь на землю, мельком взглянул на Акимова. Этого было достаточно, чтобы увидеть полные негодования глаза капитана. Он обошел вокруг самолета и стал осматривать площадку. Над обрывом остановился, задумался, будто [181] подсчитывая сколько сантиметров отделяло Акимова от гибели. Потом поднял голову, посмотрел еще раз вдоль площадки, откуда самолет начал пробег, и повернулся к курсанту.

— В следующий раз придется с тобой сажать попугая, может, вдвоем не будете забывать. А с посадкой ты справился мастерски, — сказал он сухо, но в голосе уже не было прежней суровости.

Командирская наука

Лейтенант Анатолий Супрун тяжелыми шагами мерил самолетную стоянку, изредка бросая тоскливый и завистливый взгляд в небо, где, как молнии, проносились серебристые «миги», оставляя на голубой глади легкие белопенные полосы. Полк проверяла летная комиссия из вышестоящего штаба. А его, лейтенанта Супруна, в полеты не включили. Получается так, будто он, лейтенант Супрун, летает хуже других. Но ведь прошло уже больше года, как он прибыл из училища, недавно сдал зачеты на класс. И как сдал, на пятерку! Проверял сам генерал. Да и в училище одним из первых вылетел самостоятельно на учебном самолете, в числе первых приступил к полетам на боевом.

Технику пилотирования на выпускных экзаменах у Анатолия принимал сам начальник училища и поздравил крепким рукопожатием. Потом с ним в воздух поднялся Герой Советского Союза, прославленный летчик. Когда сели, он похлопал Анатолия по плечу и сказал: «Молодец! Добрый из тебя выйдет пилот, если и дальше будешь так стараться...»

«Добрый пилот»... Разве он не старался? И разве не был им доволен комэск второй майор Журавлев, под чье начало он попал служить после училища?

Обида клокотала в душе лейтенанта. Он никогда еще не чувствовал себя таким оскорбленным и униженным. Не зря говорят, не родись красивым, а родись счастливым. Анатолий Супрун родился красивым: кареглазым, темно-русым, тонким и стройным, как молодой тополь. А вот счастья... Товарищи летают, участвуют в летно-тактических учениях, а он ходит по самолетной стоянке...

Супрун считал, что ему крепко повезло. Самолеты [182] в полку были самые современные, летчики самые опытные, что же касается командира майора Журавлева, то это был подлинный ас, энергичный, собранный, как сжатая пружина. Он такие закручивал виражи, петли и полупетли, что, бывало, в ушах звенело.

Анатолий любил сложный пилотаж. Где еще испытаешь такие острые ощущения? Для военного летчика это основа основ. Благодаря отменному пилотажу не раз выходил победителем его однофамилец из боя с численно превосходящим противником — Анатолий перечитал все статьи и очерки о знаменитом асе Степане Супруне. В пилотаже оттачивается глаз, закаляется воля, крепнут мускулы. В пилотаже летчик познает машину, учится «чувствовать» ее, повелевать ею. Пилотаж сродни песне, музыке!

Супрун жадно схватывал все, чему комэск старался его научить. Мастерство летчика быстро росло, вместе с ним росла вера в свои силы, в свою незаурядность.

Однажды в полк приехал командующий, предельно строгий и требовательный молодой генерал. Его интересовала подготовка вновь прибывших летчиков. Командир запланировал с ним в полет лейтенанта Супруна.