Ночные бродяги

Прошло несколько минут, и уже весь порт превратился в сплошную кучу-малу. Несколько драчунов попадало в реку. Портовая полиция послала за подмогой, чтобы усмирить бунт, причиной которого стал их собственный начальник. А сам Однолюб Врун затерялся где-то в этой сутолоке, его черный жезл остался валяться под столом вместе с разбитыми тарелками, кружками и подносами. Там-то утром его и нашел хорек, который ликвидировал следы погрома, учиненного в таверне.

В самом начале матросского мятежа многоопытный Грязнуля через служебный выход вывел ласок на улицу. Там Нюх снова поблагодарил своих спасителей и сказал, что если им действительно нужна работа, то он готов платить им по три гинеи в неделю.

— О, мы с удовольствием примем ваше предложение, — ответил Плакса.

— Еще бы! — выкрикнул Грязнуля, он боялся, что в шуме Нюх не услышит его. — Почтем за честь.

Разделившись на пары, наши друзья отправились по домам. Начался дождь, но стука капель по мостовым никто не слышал — все прочие звуки перекрывал гул, доносившийся из порта. Впрочем, вскоре восстание перекинулось и на другие районы. Честно говоря, таких массовых беспорядков в городе не было уже давно. С ними можно было бы сравнить, пожалуй, только восстание, случившееся почти век назад, когда Гордон Вильям Абрахам Джозеф Врун приказал снести несколько домов, чтобы на этом месте соорудить новый эшафот.

4

— Врун, — с досадой сказал мэр, его белоснежная грудь гневно вздымалась под богатым костюмом, — ты ухитрился вызвать бунт лишь одним своим присутствием. Все было мирно и спокойно, пока не появился ты. И как только ты вошел, одни мирные и добропорядочные граждане принялись тузить других столь же мирных и добропорядочных граждан. Повсюду начали летать скамьи, столы и прочая мебель. И как тебе это удалось, идиот несчастный?

Шеф полиции выдавил дрожащую улыбку. Он не желал объяснять, что эти «мирные и добропорядочные граждане» в большинстве своем бузотеры, отъявленные мерзавцы и даже убийцы, по которым давно веревка плачет и которые прохлаждались в таверне, пользуясь тем, что их пока еще не поймали. Впрочем, не имело ни малейшего смысла говорить об этом мэру. Истминстерский дворец находился как раз прямо напротив того места, где началась драка, и королева Крошка послала мэру Недоуму жалобу, что ее августейший сон оказался потревожен.

А поскольку мнение королевы хотя бы косвенно могло повлиять на мнения избирателей, то нет нужды говорить о том, что мэр был в ярости.

Разговор происходил в большом зале городской ратуши. Мэр давал бал, и сейчас туда прибывали гости. В большинстве, разумеется, это были горностаи, но попадались среди них и ласки, и хорьки, и куницы. Пришли даже три-четыре норки — эмигранты во втором поколении. Мэр умело скрывал свои истинные чувства и мило раскланивался с ними, но на самом деле и в грош их, животных второго сорта, не ставил.

Мэр преумножал свои богатства всевозможными способами. Он владел множеством фабрик и предприятий. На них трудились ласки, но прибыль, разумеется, получал мэр. Так было всегда: горностаи правили, а ласки работали. Нищие ласки приходили на эти фабрики, чтобы не умереть с голоду, — ведь иначе добыть себе пропитание было невозможно.

— Прошу прощения, — сказал Врун, — но в том, что произошло, действительно нет моей вины. Это все мерзкий Серебряк. Неужели никак нельзя отправить его за решетку?

В это мгновение додо, стоявший у двери и исполнявший обязанности мажордома, стукнул жезлом об пол и объявил:

— Его честь Остронюх Серебряк и джисс Бриония Живорез, д. в. н.

Мэр нахмурился и посмотрел на вновь прибывших сузившимися от гнева глазами.

— Вот, легок на помине, — пробормотал он. — А что еще за «дэвээн»? Тарабарщина какая-то!

— Что-то связанное с ветеринарией, — ответил Врун, который знал больше, чем его хозяин. — Доктор ветеринарных наук, полагаю. Она обстригает когти тем, у кого они вырастают слишком длинными.

В тот же миг Звенящий Роджер — городские часы на башне, высившейся на берегу реки Бронн, как часовой, пробили восемь. Все замолчали — башня находилась всего в двух кварталах от ратуши, и от звона часов все здание сотрясалось — слышать собеседника было невозможно. Когда часы отзвенели, прерванные разговоры возобновились. Остронюх Серебряк холодно поклонился мэру и отправился в противоположный угол зала переговорить с каким-то хорьком. Мэр Недоум проследил за ним взглядом.

— Вот мерзавец, — пробормотал он.

Додо объявил о приходе новых гостей:

— Джо Уль. Эдди Сон.

— Вот забавно, Врун, — констатировал мэр, глядя на дверь. — Соперники прибыли одновременно. Им сказали «в восемь часов», и вот они оба тут с восьмым ударом часов. Все ученые такие. Зануды, правильные до тошноты.

В зал вошли оба изобретателя — ласка и горностай, демонстративно не замечая друг друга. Мэр Недоум весьма существенно повысил свой личный бюджет благодаря их вражде. Полученные от них деньги он хранил в подвале своего особняка.