Я смотрел на нее, не понимая. Ей по виду можно было дать около пятидесяти лет, но на увядшем, напудренном лице были очень большие черные глаза со сдержанно-нежным выражением, и фигура ее сохранила еще, по инерции, какой-то неповторимо юный размах, и я подумал, что, наверное, много лет тому назад эта женщина была очень хороша. Но я не понимал, почему она обратилась ко мне, назвав меня чужим именем. Это не могло быть одним из приемов завлечения клиента, — и ее голос и ее выражение были слишком естественны для этого.
— Мадам, — сказал я, — это ошибка.
— Почему ты не хочешь узнавать меня? — продолжала она медленным голосом. — Я никогда тебе не сделала зла.
— Несомненно, — сказал я, — несомненно, — хотя бы по той причине, что я никогда не имел удовольствия вас видеть.
— Тебе не стыдно, Дэдэ?
— Но уверяю вас…
— Ты хочешь сказать, что ты не Дэдэ-кровельщик?
— Дэдэ-кровельщик? — сказал я с изумлением. — Нет, я не только не Дэдэ-кровельщик, но я даже никогда не слышал этого прозвища.
— Слезай с автомобиля, — сказала она.
— Зачем?
— Слезай, я тебя прошу.
Я пожал плечами и слез. Она стояла против меня и рассматривала меня в упор. Я не мог не чувствовать всей нелепости этой сцены, но терпеливо стоял и ждал.
— Да, — наконец сказала она, — он был, пожалуй, чуть выше. Но какое поразительное сходство!
— Видите ли что, мадам, — сказал я, садясь опять за руль, — чтобы вас окончательно убедить, я вам должен сказать, что я не только не Дэдэ, но что я не француз, я — русский.
Но она не поверила мне. "Я могу тебе сказать, что я японка, — сказала она, — это будет так же неубедительно. Я хорошо знаю русских, я их видела очень много, и настоящих русских — графов, баронов и князей, а не несчастных шоферов такси, они все хорошо говорили по-французски, но у всех был акцент или иностранные интонации, которых у тебя нет".
Она говорила мне "ты", я продолжал говорить ей "вы", у меня не поворачивался язык ответить так же, она была вдвое старше меня.
— Это ничего не доказывает, — сказал я. — Но скажите мне, пожалуйста, кто был этот Дэдэ?
— Это был один из моих любовников, — сказала она со вздохом. Она сказала "amant de coeur"[2]
, это непереводимо на русский язык.— Это очень лестно, — сказал я, не удержав улыбки, — но это был не я.
У нее на глазах стояли слезы, она дрожала от холода. Потом она обратилась ко мне с предложением последовать за ней, мне стало ее жаль, я отрицательно покачал головой.
— У меня не было ни одного клиента сегодня, — сказала она, — я замерзла, я не могла даже выпить кофе.
На углу светилось одинокое кафе. Я предложил ей заплатить за то, что она выпьет и съест.
— И ты ничего от меня не потребуешь?
Я поспешил сказать, что нет, я решительно ничего не потребую от нее.
— Я начинаю верить, что ты действительно русский, — сказала она. — Но ты меня не узнаешь?
— Нет, — ответил я, — я никогда вас не видел.
— Меня зовут Жанна Ральди, — сказала она. Я тщетно напрягал свою память, но ничего не мог найти.
— Это имя мне ничего не говорит, — сказал я.
Она спросила, сколько мне лет, я ответил. "Да, — сказала она задумчиво, — может быть, ты прав, твое поколение меня уже не знало. Ты никогда не слышал обо мне? Я была любовницей герцога Орлеанского и короля Греции, я была в Испании, Америке, Англии и России, у меня был замок в Виль д'Аврэ, двадцать миллионов франков и дом на rue Rennequin.