Читаем Ночные эскадрильи люфтваффе. Записки немецкого летчика полностью

Радистов послали на курсы. Хотя сам прибор и его монтаж были невероятно сложными, пользоваться им было очень просто. Отличительной чертой «Ли» была длинная антенна, укрепленная на носу самолета, которую летчики прозвали «колючей проволокой». Поле действия антенн равнялось 30 градусам выше и ниже самолета и 60 градусам влево и вправо. Вражеский самолет обнаруживался прибором на расстоянии, соответствовавшем высоте полета. Если ночной истребитель летел на высоте 13 000 футов, радист мог «видеть» на экране вражеский самолет на расстоянии 4400 ярдов.

Разумеется, сам самолет противника оставался невидимым: на экране появлялись так называемые зигзаги или пики. Поскольку знание одного расстояния было бесполезным, на двух других экранах появлялись вертикальные и поперечные зигзаги, всего три картинки. В обязанности радиста входили также определение координат по радиокомпасу, связь с наземным персоналом и другими самолетами, а потому управление новым прибором представляло огромную дополнительную нагрузку. Кроме того, голубое мерцание катодно-лучевых трубок так сильно слепило глаза, что радист, полчаса поработав с радаром, переставал видеть звезды на ясном небе. Таким образом, пилоту и стрелку приходилось тщательнее следить за сектором полета. Прибор также требовал более тесного сотрудничества и взаимопонимания между штурманом поста наблюдения и радистом. Прежде летчик совершенно свободно принимал решения, а теперь ему приходилось полагаться на донесения радиста и следовать курсу, основанному на результатах измерений радара. В то же время использование «Ли» привело к полному изменению тактики ночных истребителей. Секторы сохранились, но управление истребителями теперь было доверено наземным офицерам высокого ранга. Изменения заключались в том, что не одного ночного истребителя теперь вели в ограниченный сектор, а всю оперативную группу собирали над побережьем Ла-Манша над мощным передающим маяком, находившимся на курсе приближающегося врага. Командиры крыла согласовывали с командирами эскадрилий секретную частоту, а те, в свою очередь, передавали ее своим экипажам: таким образом, командир мог сравнительно быстро доложить в штаб, что его летчики готовы к взлету.

В самых благоприятных условиях весь отряд ночных истребителей, распределившись о высотам, кружил над маяком на побережье и через короткие интервалы получал информацию о приближающихся бомбардировщиках противника. Заядлый картежник сказал бы, что карты хорошо перетасованы и готовы к сдаче. Прибор Лихтенштейна, готовый к применению, помогал радисту, получившему направление на весь строй, выделить отдельные самолеты. Образно говоря, лучи радара обследовали эфир и через долю секунды оператор знал высоту, расстояние до противника и его координаты. Но если во вражеском строю находились, например, 800 бомбардировщиков, которых встречали 100 ночных истребителей, существовала опасность, что вместо противника луч радара нащупает один из собственных истребителей. Изобретатель предусмотрел такую возможность и добавил устройство, умевшее отличать свой самолет от чужого.

С этим новым оружием ночной истребитель мог преследовать противника от Ла-Манша до цели и обратно к английскому побережью до тех пор, пока он находился в потоке бомбардировщиков и хватало горючего. Наземные посты постоянно передавали координаты самолетов, участвующих в воздушном налете, так что ночные истребители всегда знали ситуацию в воздухе и в любой момент могли включиться в строй бомбардировщиков. Как только истребитель попадал в беду или у него заканчивалось горючее, оповещались различные аэродромы и там включались посадочные огни. С введением «Ли» противнику навязывались интенсивные бои, в которых принимали участие все ночные истребители. Для экипажей был установлен «период перелета», и не считалось необычным, если пилоты из Франции, Бельгии, Германии и Дании встречались на голландском аэродроме. На свои аэродромы они отправлялись на рассвете. Как-то раз ночной истребитель так увлекся, что последовал за строем вражеских бомбардировщиков до Англии и, когда закончилось горючее, был вынужден приземлиться на британском аэродроме. Применение нашего нового прибора привело союзников к катастрофе и зазвучало похоронным маршем.

17 ноября 1942 года около 23.00 в Венло царило приподнятое настроение. Темой дня были прибор Лихтенштейна и секретная операция «Адлер».

Дивизия получила приказ:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное