Ночные гоцы

Андерсон громко фыркнул — выстрел целил в него. Он расправлялся с нарушителями дисциплины, лежа в кровати, и намеревался поступать так и впредь. Фанфары в голосе Каврешема затихли, и он заговорил со своей обычной неуверенной любезностью — что-то об обстановке казарм и деньгах на расквартирование.

Квартирмейстер стал сердито возражать ему. Родни слушал в пол-уха. Он нутром чуял, что чапатти всех встревожили. Он доложил о происшествии Джеффри, и в конце концов слух дошел до Делламэна, который вызвал его к себе, чтобы обсудить. После кишанпурской катастрофы Родни еще ни разу не видел комиссара и ожидал, что тот будет вести себя крайне напыщенно. И ошибся — Делламэн был настолько заинтересован, что позабыл о своей раздражающей манере. Он сказал Родни, что чапатти могут означать что-то очень важное и что он собирается известить вице-губернатора и провести дальнейшее расследование. На этом все и стало — до нынешнего утра.

Прежде, чем ехать на совещание, Родни разбирал дело сипаев Рамдасса и Харисингха — они на пять дней опоздали из отпуска. Эти двое были неразлучны, хотя совсем непохожи друг на друга: Рамдасс — маленький, хитрющий, болтливый горожанин из Барейли, а Харисингх — неповоротливый земледелец из горной деревни в Котваре, из-за Рамдасса вечно попадавший в переделки. Харисингх признал свою вину без всяких объяснений; Рамдасс сплел небылицу, которой в обычное время Родни ни за что бы не поверил — но не в этот раз. Рамдасс сказал, что они гостили у Канпуре,[58] у двоюродного дяди Харисингха и достигли переправы через Джамну у Калпи вовремя. Но парома не оказалось на месте, и им, с толпой других путешественников, пришлось дожидаться его целых три дня.

Когда наконец паромщики пригнали лодку обратно, они признались, что прятались. От кого? Оказывается, деревенский сторож с чапатти в руках хотел переправиться через реку бесплатно, заявив, что он — посланец Шивы. Паромщики не соглашались; сторож принялся спорить, так что они бросили его в реку, и он утонул. Потом они спрятались, потому что сильно разгневали Шиву. Когда через три дня выяснилось, что они еще живы, они решили, что Шива, должно быть, позабыл о них, и, все еще побаиваясь, вернулись к работе.

Сипаи в конце концов пересекли реку, и потратили еще два дня на молитвы в придорожном храме, чтобы Шива не подумал, что они как-то замешаны в убийстве его посланца.

Родни приказал, чтобы каждого оштрафовали на пятидневное жалованье и, когда они ушли, долго сидел на стуле, задумавшись. Так значит чапатти уже добрались до долины Ганга и Джамны. Похоже, они разошлись по всей Индии.

Внезапно он стал слушать. Полковник говорил:

— … поджоги, имевшие место в Барракпуре, особенно в расположении Тридцать четвертого полка Бенгальской туземной пехоты. Как ни странно, генерал Херси убежден, что причиной волнений послужило январское столкновение между сипаем из Тридцать четвертого полка и кули из низшей касты, работавшим на пороховом заводе в Дум-думе. По-видимому, кули насмехался над сипаем, заявляя, что патроны для новых винтовок смазаны смесью из свиного и говяжьего жира. Как известно, сипаи скусывают конец патрона прежде, чем высыпать порох в дуло, поэтому слух распространился мгновенно.[59] Такая смазка оскверняет разом и мусульман и индусов, иными словами, всю туземную армию, если, конечно, это правда.

— Если? — воскликнул Родни. Этим можно было бы объяснить издевательства метельщика над сипаем в то утро, когда они вернулись из Кишанпура. Несколько солдат из его роты получили винтовки Энфилда и патроны к ним уже в конце декабря, а сейчас такие винтовки были у всех. Барракпур и Дум-дум находились неподалеку от Калькутты, но такого рода новости распространяются быстро и, должно быть, их обсуждали шепотом уже несколько дней. Какая немыслимая глупость! И, вполне вероятно, это чистая правда. Он легко мог вообразить, как какой-нибудь захудалый счетоводишка, не исключено — присланный из Англии с приказом насколько возможно урезать ненужные расходы, которыми славилась Англо-Индия, так вот, этот писаришка подбил итог и решил, что таким образом можно сэкономить на каждом патроне тысячную долю пайсы.

Полковник сделал ему замечание:

— Будьте любезны не перебивать меня, капитан Сэвидж. Благодарю вас. Я как раз собирался сказать, что офицерам было велено убедить своих людей, что смазка никого не способна осквернить и что слух ложен. Кроме того, было предложено, чтобы сипаям было позволено надрывать патрон рукой, вместо того, чтобы скусывать, или даже пользоваться собственной смазкой, до тех пор, пока эта проблема не будет подвергнута основательному рассмотрению.

— Я надеюсь, что она будет подвергнута рассмотрению, сэр, — произнес Родни, — Иначе возможны очень серьезные последствия. От предложения разрешить людям пользоваться своей собственной смазкой нам мало толку — патроны поступили к нам смазанными, так что они просто будут размазывать гхи[60] или что там они еще найдут, поверх уже нанесенного жира.