Всадники один за другим сворачивали к старому храму на Хребте. Лошади замедляли шаг. Родни скакал через залитые лунным светом поля и постепенно в чистый восторг его опьянения стали проникать трезвые соображения. Это было дьявольски опасно — поля были испещрены рытвинами, неогороженными колодцами, заброшенными тропами и широкими колючими изгородями. Он откинулся назад, пытаясь развеять густой туман в голове и сосредоточиться на верховой езде. Впереди смутно колыхались белые рубахи, словно призраки, спешащие назад на кладбище, заслышав крик петуха. В лицо, высушивая пот, бил кажущийся прохладным ночной воздух. Он пах лошадиным потом, седельной смазкой и славной индийской пылью. От мощных движений лошади в голове рассеивался туман и унималась скользящая тошнота в желудке. Он все еще молод и он не умрет, как Джулио, во всяком случае, пока. Он громко расхохотался над собственным безумием — счастье, что в такие ночи, как эта, никто не обязан был объяснять, почему он делает то, что делает. Родни вспомнил, что не видел молодого Майерза ни верхом на лошади, ни на веранде с Госсом и Сандерзом. Скорее всего, слуги найдут его под столом, когда начнут убирать посуду. Они отвезут его домой, передадут на руки ординарцу и сделают вид, что ничего не было. Именно так он сам когда-то вступил в Бенгальскую армию.
У баргаонского колодца он увидел, что его опережают только Хедж, Вилли ван Стингаард и Джимми Уоф. Он подумал, что не уронит ни чести полка, ни чести пехоты в целом, если сохранит это положение, когда по правую руку загремели копыта и мимо, ругаясь и горланя песню, пронесся Гейган. Он сорвал с себя рубаху и теперь скакал нагишом, в одних сапогах. Вдали все глуше и глуше трубил охотничий рожок.
Родни перешел на легкий галоп и стал осматриваться. Он был примерно в миле к востоку от городка, тогда немного левее должны были располагаться Бенаресские ворота Бховани. Пригнувшись к холке лошади, он увидел крыши, проступившие на фоне неба, и убедился, что был прав. Теперь в любое мгновение он мог оказаться в узкой выбоине дороги, бежавшей по полям от ворот. Привстав на стременах, он различил дорогу и различил, что по ней что-то движется. Луна освещала белые полотняные навесы запряженных буйволами повозок. Их было десять или двенадцать, вытянувшихся цепочкой, все — редкой четырехколесной разновидности, каждую тянут по четыре буйвола, причем ноздри ведущей пары буйволов чуть не упираются в задник едущей впереди повозки. Он ухмыльнулся, издал дикий вопль, и заставил позаимствованную у музыкантов лошадь перейти в галоп. У обочины дороги он пригнулся, сжал бока лошади коленями, и снова завопил. Лошадь подобралась и широким махом перескочила дорогу, буйволов, повозки и все остальное.
Чудовищная тень заслонила луну. Буйволы в первой повозке захрапели, стали биться об ярмо, и ринулись прочь с дороги. Они загремели по полю, волоча за собой подпрыгивающую и дребезжащую повозку. Родни, заливаясь смехом, поскакал следом. Как ни странно, погонщик не спал и сумел удержаться на своем месте. Он кричал на обезумевших буйволов, а повозка тряслась по неровному полю. Край поля густо зарос деревьями, и буйволы, стремясь увернуться от одного ствола, со всего размаху врезались повозкой в другой. Левое переднее колесо треснуло и слетело с оси. Ярмо сломалось, погонщика кинуло на рвущихся прочь быков, и повозка опрокинулась. Из нее высыпалось и раскололось на части с полдюжины деревянных ящиков и бочек. Сквозь полотняный навес пролетел человек, и, не переставая ругаться, растянулся среди подлеска.
Широкий столб лунного света пронизывал деревья и крохотными арками вспыхивал между кустами. Родни вгляделся — снаряды, и не цельные круглые ядра, а современные разрывные снаряды, похоже, для двенадцатифунтовой пушки.[67]
Он быстро пригнулся. Рядом со снарядами из большого бочонка струился порох. Человек в подлеске поднялся на ноги и теперь лихорадочно искал что-то на земле. Хотя он был одет как небогатый горожанин, это был деван Кишанпура.Еще прежде, чем он заметил все это, Родни стал понукать свою лошадь. Ему было стыдно за свою детскую выходку, к тому же над людьми, которые не могли протестовать. У него не было с собой денег, поэтому он хотел отвезти погонщика в свое бунгало и оплатить ему ущерб, прибавив немного за беспокойство.
Но узнав девана, он остановился. Как раз в этот момент деван нашел то, что искал и выпрямился. В его руке блестел пистолет, пистолет был и у стоявшего рядом с ним погонщика; по полю шлепали босые ноги — это сбегались те, кто сопровождал остальные повозки. Что это были за люди — все, как один, вооруженные?
Деван, прищурившись, всматривался в темноту, стараясь разобрать, что за белая тень сидит верхом на лошади. Когда он поднял пистолет и двинулся вперед, а погонщик двинулся за ним следом, Родни развернул лошадь и, пригнувшись к холке, помчался в сторону военного городка. Вслед ему не раздалось ни единого выстрела.