Ночные гоцы

Крик замер в горле. Он упал на колени. Прямо под его ногами посреди клумбы с цинниями влажным блеском отсвечивало темное лицо. Багровые цветы были растоптаны, и рядом с лицом валялся белый сверток. Он протянул руку и коснулся его. Рамбир, его денщик, с простреленным горлом и грудью, лежал перед ним, согнув руки. Рядом с Рамбиром, уткнувшись лицом в ночную рубашку, валялся Робин, его сын, и весь затылок мальчика был покрыт черной запекшейся массой. Кровь все еще сочилась по светлым волосам и капала на землю. Должно быть, они схватили его за лодыжки, изо всех сил ударили о стену или дерево, и решили, что прикончили. Родни схватил его на руки и прижал к себе, покрывая поцелуями круглое личико и налившиеся лиловым веки. Мальчик быстро и неровно дышал. Сипаи все еще бродили по саду.

Один из них остановился у росшего на подъездной аллее баньяна и взглянул вверх. Он тут же радостно закричал, подзывая всех остальных. Они столпились под свисающими с дерева воздушными корнями, и первый сипай забрался на развилку и скрылся в ветвях. Листья затряслись, раздался женский крик, сквозь ветки пролетела Джоанна и боком рухнула на подъездную аллею. Родни крепче прижал к себе сына и медленно соскользнул за грань безумия. Он должен спасти ее, но его сын дышал у него на руках. Ему надо к ней. Но мышцы свела судорога, и он не мог заставить руки разжаться. Он медленно положил сына на цветы, поднялся на ноги и бросился вперед.

На первом же шаге на его голову откуда-то сбоку обрушился удар, и он, шатаясь, рухнул на землю. Он изо всех сил цеплялся за сознание, отчаянно боролся за то, чтобы встать, ноги его продолжали бежать, а глаза смотреть вперед. Удар обрушился снова. На него навалились чьи-то тяжелые тела. Пропахшая гарью и потом рука зажала ему рот. Он вцепился в нее, вгрызаясь в плоть до тех пор, пока под зубами не заскрипела кость.

Двое сипаев за лодыжки волокли Джоанну по газону. Ее волосы тянулись по траве, а вышитая ночная рубашка задралась, обнажая бедра. Она вскрикивала и стонала, а штыки вонзались ей в живот, грудь и лицо.

Он приподнялся на колени и прямо на коленях рванулся к ней. На голову обрушился третий удар, мир раздался вширь. Он все еще видел, как в сотне футов от него извивается под ними ее нагое умирающее тело. Мужской голос выдохнул у него над ухом:

— Не шевелитесь. Не шевелитесь. И не смотрите.

Но он не мог закрыть глаза. Грубый голос крикнул: «Хватит с нее!» Должно быть, она без сознания и при смерти — Джоанна, которую он поклялся любить и защищать; Джоанна, которую он не любил и не сумел защитить. Его жена, мать Робина, которой так не нравилось оставаться одной с туземцами.

— Не шевелитесь, сахиб, или мы все погибли. И ребенок тоже. Они сейчас словно бешеные псы.

Рот был наполнен кровью. Чужая рука вяло и безжизненно лежала между его грызущими зубами.

Ее окровавленное тело перестало дергаться. Сипай нагнулся за винтовкой, и приложил дуло к ее уху. Родни по-прежнему не мог закрыть глаза. Раздался выстрел, и его поглотила пылающая тьма.

Потом ничего не изменилось, но зато приобрело смысл. У него на спине, прижимая его к земле, сидели какие-то двое. Он ничего не имел против и чувствовал себя прекрасно. Изуродованная рука зажимала его сведенный судорогой рот. Она сладко пахла кровью, и он разжал зубы. Ночь была чудесная, правда, жаркая, но чудесная. Кто-то факелом обжег ему лицо. Охваченные огнем здания весело потрескивали, а сипаи любовались красивым зрелищем. Джоанна почему-то решила лечь спать голышом прямо на земле. По шелесту ветвей он понял, что близится рассвет. Он вспомнил свои бесмысленные ночные метания, но теперь все было в порядке. До него донесся привычный звук марширующих ног. Где-то в казармах Шестидесятого полка дважды пропела труба. Побудка. Какая славная, дымная, алая ночь!

Человек, сидевший у него на спине, что-то настойчиво бормотал про наступающий рассвет. Еще один хмыкал в ответ. Родни наконец узнал и голос, и хмыканье: самоуверенный коротышка Рамдасс и хмурый, молчаливый старина Харисингх. Он спросил:

— Рамдасс, Харисингх, вы что тут делаете? Вечерняя поверка давно прошла.

На шею упали горячие слезы… Голос Рамдасса прошептал:

— Тише! Смотрите…

Он стал всматриваться в темноту. У его ног, среди цинний лежали Рамбир с Робином. У него застучали зубы, он попытался встать, но двое на его спине удержали его.

— Не шевелитесь. Все кончено. Мы не могли дать вам умереть. Мы пошли за вами после взрыва.

Рамдасс говорил за двоих, а Харисингх тихо хмыкал в знак согласия. Родни лежал, прижавшись щекой к твердой земле.

Рамдасс прошептал:

— Надевайте мундир Рамбира, сахиб. Мы найдем вам вещевой мешок.

Родни молчал. Хриплый шепот продолжал:

— И, сахиб, мы не верим в то, что они сказали. Не забудьте про нас, когда это безумие кончится. Мы сбросим мундиры, как только сможем, и отправимся домой, в деревню. Но пока мы будем вести себя как все, иначе нас убьют. Не выдайте нас. И на забудьте про нас.