По всему периметру комнаты на не соответствующих друг другу постаментах были установлены старые статуи Божией Матери и различных святых, об именах которых Митч мог только догадываться. Их незрячие глаза смотрели с растрескавшихся, со сколами лиц. Человеческие волосы на головах, спутанные и истонченные, выглядели, как будто их кто-то сжевал в одном месте или выщипал в другом. Они смотрели поверх такой же безжизненной группы манекенов, усаженных на четырех небольших церковных скамьях.
У Митча поползли мурашки по коже, когда он рассматривал их. Головы и торсы, некоторые с руками, но в основном без. Все без ног. На мужчинах были рубашки и галстуки, старые, изношенные пиджаки. Женщины были задрапированы в черную ткань, гладкие черные платки наброшены поверх их голов. Они все сидели, выражая бесконечное внимание, тупо уставившись на алтарь, свет от свечей мерцал на их пластиковых лицах.
И в стороне от алтаря стоял еще один представитель этого молчаливого скопища. Манекен-мальчик, одетый в черную рясу и грязно-белый стихарь. Служка…
Грохот, подобный раскатам грома, объявил, что Нуги поднимается вверх по лестнице. Он протопал по коридору и остановился как вкопанный в дверях комнаты с револьвером, направленным в потолок.
— О, Боже! — Он смотрел, широко раскрыв глаза, с отвисшей почти до груди челюстью. — Шеф, — прошептал он. — Я никогда не видел ничего подобного. Это жутко.
— Ты нашел что-нибудь внизу? — спросил его Митч, наклонившись и проводя рукой по потертой бархатной подставке для колен перед алтарем.
— Ничего, — ответил Нога, оставаясь в дверях и нервно скользя взглядом по лицам манекенов.
Митч распрямил спину.
— Это не настоящая церковь, Нуги. Здесь не обязательно говорить шепотом.
Взгляд громадного полицейского остановился на статуе Девы Марии, у которой отсутствовала половина лица. Он вздрогнул и с трудом сглотнул.
— Странно, — прошептал он, все еще не рискуя заговорить громко, — но внизу мне показалось, что здесь вообще никто не живет. Я имею в виду, что там нет никакого барахла — ни разбросанных газет, ни почты, ни безделушек, ни картин на стенах, ни зеркал. — Его глаза неожиданно снова широко распахнулись. — Вы знаете, вампиры не держат зеркал.
— Я не думаю, что он вампир, Нуги, — улыбнулся Митч, открывая дверцу шкафа в задней стене часовни. — Кресты отпугивают их.
— Это точно, Шеф.
В шкафу висели в ряд облачения священника, старые и потертые, но чистые и выглаженные. Некоторые вещи были еще в пластиковых мешках с логотипом химчистки Мюллера в Татонке. Черные и красные рясы, белые стихари и мантии пурпурного и кардинальского красного цвета, роскошное одеяние цвета слоновой кости с замысловатой вышивкой.
— Митч! — раздался снизу крик Лонни Дитца. — Митч!
— Поднимайтесь! — откликнулся Митч.
Дитц взлетел вверх по лестнице. Его лицо было пепельно-серым, что еще сильнее подчеркивал ярко-красный нос. Шапка слетела с головы, и его парик, похожий на маленького, испуганного животного, криво зацепился за лысину. Он остановился на лестничной площадке, и Митч следом за Нуги втиснулся в коридор.
— Я думаю, вам лучше пройти туда, — сказал Дитц. — Нам кажется, мы только что нашли миссис Флетчер.
Пат Стивенс откинул пыльный брезент с машины. Мумифицированные останки Дорис Флетчер находились за рулем ее «Шевроле Каприс» 1982 года выпуска. Она была одета в старый хлопчатобумажный домашний халатик, сгнивший в местах, куда попала жидкость от разлагающегося тела. Митч не знал, как она выглядела в жизни, была ли она стройная или полная, красивая или так себе. Сейчас она выглядела как нечто после сублимационной сушки, когда вся жидкость испаряется, а ткани и кожа сжимаются и плотно прилегают к костям — именно так все и произошло. Отвращение не давало описывать ее, сидевшую там, сморщенную, в своем полуистлевшем платье.
То, что она умерла зимой, спасло ее тело от разрушительного воздействия насекомых и гниения. К тому времени, когда наступила теплая погода, она была уже частично обезвожена. Время года помешало и соседям по запаху определить ее судьбу. Если бы Альберт Флетчер запер тело умершей жены в «Шевроле» в июле в Миннесоте, он не смог бы сохранить свою тайну и трех дней, не говоря уже о трех годах. Но Дорис Флетчер оказалась обязательной в смерти, если не была таковой при жизни.
— Как вы думаете, это он поместил ее сюда? — произнес Лонни, нервно прохаживаясь взад и вперед вдоль автомобиля. Нуги оцепенело стоял, прислонившись спиной к стене гаража, раскрыв в трансе рот. Дрожащие клубы белого пара, вырывающиеся изо рта, были единственными указателями, какой шок он только что пережил.