Ночные грехи

Митч перехватил ее пристальный взгляд, направленный на руку, в которой он держал меню. Золотая полоска на его левом безымянном пальце мерцала в мягком свете. Он носил кольцо по множеству причин — потому что это помогало отражать повышенный интерес женщин-охотниц, потому что это уже стало привычкой, потому что каждый раз, когда он смотрел на него, он привычно ощущал жало горя и вины. Он оправдывался, что был полицейским, а полицейские по природе своей мазохисты, или тем, что он — католик, он находил много способов оправдать кольцо.

— Моя жена умерла, — тихо сказал он, и, казалось, его голос, холодный и жесткий, опустил между ними барьер из железных прутьев.

Прошло почти два года, а эти слова все еще имели вкус клея, как на почтовых марках — горький и едкий. Ему не становилось легче. Он принимал сочувствие так же неловко, как иногда действует игрок в бейсбол в обороняющейся команде, находясь между второй и третьей базами.

— И закроем тему, — сказал он решительно, мысленно проводя линию и возвращая Меган на место.

Его гордость и независимость не давали ему принимать сострадание малознакомых людей. Оно вызывало в нем приступ гнева, затаенного гнева, его постоянного спутника. Он сдерживался и контролировал себя безжалостно. Контроль был его силой, его спасением.

— О, Господи! Мне очень жаль, извините! — смущенно пробормотала Меган.

Она уловила его напряжение через стол. Его плечи окаменели, и он так вызывающе выдвинул подбородок, что ни один здравомыслящий человек не рискнул бы с ним связаться. Она чувствовала себя, как будто незаконно вторглась на чужую территорию, на священную землю.

Меган оперлась локтями на стол и потерла рукой лоб. «Спорю на тысячу, О’Мэлли. Если сегодня есть где-нибудь куча дерьма, ты вляпаешься в нее обеими ногами».

— Я надеюсь, вы говорили не про сырзавод? — сухо осведомился Митч и криво усмехнулся. — Мне бы не хотелось опять посылать туда санитарного врача.

Меган взглянула на него сквозь пальцы.

— Опять?

— Да, ну, в общем, в прошлом году был незначительный инцидент. В головке сыра «Монтерей Джек» нашли мышиный хвост…

— Один раз?

— Лес Метлер уверяет меня, что один, но я не знаю. Лично я теперь взял за правило не покупать сыр там, где, кроме него, делают еще и чучела…

— Они не делают, — возразила Меган.

— Делают. Неужели вы не заметили вывеску, когда были на заводе? «Отличные сыры и чучела Метлеров». Брат Леса Ролли делает чучела. В детстве его ударили по голове скалкой, и с тех пор он одержим сбором по дорогам животных, сбитых машинами. Он не совсем в себе, — добавил Митч и выразительно покрутил указательным пальцем у виска. Затем он осмотрелся вокруг и, склонясь над столом, доверительно шепнул: — Я покупаю себе сыр в Миннеаполисе.

Их взгляды встретились, и Меган почувствовала что-то, чего она не хотела или не должна была чувствовать. Она резко опустила глаза и принялась внимательно изучать рисунок на галстуке Митча. Надо же! Сотня крошечных Микки-Маусов!

— Отличный галстук, точно в тему.

Он внимательно посмотрел на галстук, как если бы совсем забыл, во что был одет. Весь цинизм в его улыбке растаял, грубоватые черты лица смягчились, когда он пробежал пальцами по полоске бургундского шелка.

— Дочь выбрала его. Ее вкусы немного своеобразные, но, простите, ей всего пять лет.

Меган должна была закусить губу, чтобы удержаться от вздоха. Он — шеф полиции, огромный, сильный, мужественный парень, настоящий мачо, главным модным аксессуаром которого был, вероятно, девятимиллиметровый «смит-и-вессон», и он позволил своей маленькой девочке выбирать ему галстуки?! Как мило!

— У большинства полицейских, которых я знаю, нет чувства моды и пятилетнего ребенка, — сказала она. — Мой последний напарник одевался, как плохая пародия на продавца подержанных машин. Или как профессиональный игрок в гольф из пятидесятых, знаете, вроде Арнольда Палмера, но у него было больше штанов из полиэстера.

Митч хихикнул.

— Вы не добавили знание полицейской моды в свое устное резюме.

— Я не хотела окончательно вас поразить.

Они оба заказали мясной рулет. Меган отклонила предложение выпить бокал вина, зная, что это только усилит головную боль. Митч попросил бутылку пива «Масхед» и посчитал обязательным для себя заметить, что официантка — белокурая девушка лет восемнадцати-девятнадцати — сняла брекеты. Девушка застенчиво улыбнулась ему и ушла, покраснев.

— Вы, похоже, знаете здесь всех, — удивилась Меган. — Вы как раз из тех историй, когда «местный мальчик преуспел»?

Митч разломил булочку, и соблазнительный запах свежеиспеченного хлеба вырвался наружу.

— Я? Нет, я не местный, меня «трансплантировали». Я отдал пятнадцать лет жизни полиции Майами.

— Не-ет! Не может быть! — Она вцепилась в край стола, как будто его слова, как сильный удар боксера, нокаутировали ее. — Вы переехали сюда из Майами? Вы отказались от Флориды, чтобы жить в этой забытой богом тундре?

Митч изогнул бровь.

— Должен ли я предположить, что вам не нравится наш сказочный штат?