Ночные грехи

Прошло уже несколько часов, как Пол вернулся с территории поиска, но он до сих пор не мог согреться. Руки и ноги оставались ледяными. Адреналин продолжал гонку сквозь него, выталкивал из кресла и заставлял бессмысленно мерить шагами кабинет. Сцены поиска мелькали перед глазами как при ускоренной перемотке. Волонтеры, сотни волонтеров бродили по колено в снегу; воздух, туманный от их дыхания, наэлектризованный от их напряжения. Рокот винтов вертолета. Лай полицейских собак. Телекамеры, завывание звукового оборудования. Яркий свет фонарей. Назойливость репортеров.

— Мистер Кирквуд, у вас есть комментарии?

— Мистер Кирквуд, хотели бы вы сделать заявление?

— Я просто хочу вернуть своего сына, и я сделаю для этого все возможное; я отдам все, чтобы вернуть моего сына.

Все казалось нереальным. Как будто жизнь полностью разбалансировалась и существовала, как зеркальное отображение действительности, выброшенной в тень и потерявшей четкость. Мир стал неудобным, дискомфортным, заставил чувствовать себя не в своей тарелке. Он был человеком, которому необходим порядок, он жаждал порядка. Но порядок вышвырнули из окна.

— Пол, сядь! Тебе необходимо отдохнуть.

Голос выплыл из тени. Он почти забыл о ней. Она следовала за ним от самой церкви после молитвенного бдения, постаравшись не войти в здание сразу после него. Это была одна из ее способностей, которую он любил в ней больше всего, — ее предусмотрительность, предугадывание его потребностей. Она работала секретарем неполный день в компании, занимающейся предоставлением финансовых и страховых услуг. Не для карьеры, просто несколько часов, чтобы иметь собственные деньги на карманные расходы. Ее муж преподавал в Университете Харриса. Он давно потерял интерес и к ней, и к ее желанию иметь семью, полностью погрузившись в свою работу на кафедре психологии. Его работа была необходима. Его работа имела важное значение. Точно как у Ханны.

Пол опустился на мягкий диван и сидел, наклонившись вперед, упершись локтями в колени. Она тотчас же устроилась рядом, подвернула под себя ноги и, положив руку на его плечо, принялась разминать и массировать его напряженные мышцы через рубашку. Отличную шерстяную рубашку фирмы «Л. Л. Бин».

— На командном пункте было много волонтеров. Отовсюду, — сказала она тихо. Она всегда говорила тихо, и он считал, что именно так и должна говорить женщина. Он закрыл глаза и подумал, насколько женственна она была и каким же дураком должен быть ее муж, чтобы отвернуться от такой женщины. — За моим столом сидела женщина аж из Соснового Города и две из Монтичелло. Они проделали весь этот путь только, чтобы помочь расклеивать ориентировки.

— А нельзя ли помолчать и не говорить об этом? — раздраженно бросил Пол.

Образы и так кружились в его мозгу все быстрее и быстрее. Добровольцы, полицейские, репортеры; ориентировки, бюллетени, полицейские отчеты; фонари, камера, мотор. Быстрее и быстрее, неконтролируемо. Он прижал большие пальцы к глазам и давил, пока за плотно сомкнутыми веками не появились все цвета радуги.

Он сбросил с плеч ее руку.

— Может, тебе уйти? Мне надо побыть одному, — сказал он, поднимаясь.

— Я только хочу помочь, Пол. — Она наклонила голову и, скользнув руками по его ногам, принялась нежно поглаживать бедра, двигая ладонями вверх и вниз по самым чувствительным местам. — Я только хочу, чтобы ты почувствовал себя немного комфортнее. — Ее прикосновения становились все ощутимее, более смелыми, когда рука скользила вверх. — Прошлой ночью мне ужасно хотелось приехать к тебе, лечь рядом и просто держать тебя.

В то время как он лежал голый с Ханной… Пол снова закрыл глаза и представил, как она приходит к нему, как они занимаются любовью с ней в его собственной постели, а Ханна наблюдает за ними из уголка. Стыд и желание забурлили в нем — мощная, горькая смесь, — когда он повернулся к ней лицом и она расстегнула его брюки.

Как всегда в таких случаях, он начал искать оправдания. Он заслужил это. Он заслужил комфорт. Он имел право на несколько минут забытья. Закрыв глаза, он поплыл по течению. Запустив руки в ее шелковистые волосы, Пол задвигался в такт и на несколько мгновений растворился в удовольствии от близости с ней. Затем стремительно пришел конец блаженству, и все его оправдания отошли на задний план, уступив место чувству брезгливости.

Он не видел, как она ушла. Он не сказал, что любит ее. Он позволил ей думать, что горе вновь захлестнуло его, подошел к узкому окну позади своего стола и принялся смотреть на парковочную площадку внизу. Он слышал, как захлопнулась дверь офиса, а затем и холла. Автоматически он взглянул на часы, чтобы знать, когда пройдут десять минут и он тоже сможет свободно уйти.

Свободно.