Ночные клинки

Кольчуга гвардейца едва-едва налезла на могучие плечи Конана. Поверх нее киммериец накинул просторный плащ; хорошо еще, что впору пришелся шлем. Облачившись таким образом, Конан спокойно, не таясь, двинулся прочь, предварительно сбросив бездыханное тело в колодец.

Лабиринты дворцовых коридоров. Несмотря на глубокую ночь, здесь спали далеко не все. Вышагивала стража, сновали прислужники, готовясь к завтрашнему многотрудному дню. Во имя Крома, где же здесь может быть сераль?

Передняя часть дворца наверняка парадная, — раздумывал Конан. Значит, где-то в середине… То есть там, где я сейчас и нахожусь.

Обстановка вокруг становилась все роскошнее и изысканнее. Пол исчез под мягкими коврами; по стенам потянулись прихотливые мозаики. Тянуло дорогими благовониями. Ага! Стража! И — евнух!

Четверо рослых датхейцев сидели у опущенной решетки, за которой отбывал постылую ночную службу немолодой уже евнух — весь расплывшийся, обрюзгший, с каким-то бабьим лицом, безбородый… Он ловко обыгрывал в кости стражников. Конан остановился, невидимый в полумраке.

— А они как, ничего, эти новенькие? — жадно расспрашивали евнуха воины. — Говорят, одну золотоволосую привели!

— Верно, верно, — кивал головой евнух, загребая очередную ставку. — Золотоволосая одна есть. Илорет-то, принцесса эта — она чернявая, а вот одна из ее служанок — у-ума! — он причмокнул. — Глаза что твое море. Волосы — чистое золото. Куда красивее, чем Илорет!

Конан почувствовал, как у него по спине побежали мурашки. Неустрашимый киммериец внезапно ощутил на лице леденящее дыхание Судьбы. Неужели Кром решил устроить ему еще и такое испытание — послал сюда Лиджену?!

«Да нет же, нет, — попытался успокоить сам себя Конан. — Откуда ей тут взяться? Небось, давно уже у папочки в своем Бодее. Мало ли золотоволосых красоток на свете?»

— Да, и сейчас их окончательно прибирают, потому что Солнцеподобный, — евнух выдержал торжественную паузу, как лицо, облеченное особым доверием, — собирался посетить сегодня свой сераль!

— Да будет благословен его отдых, — откликнулся один из воинов, очевидно, самый верноподданный.

— Да будет благословен, — подхватили остальные. Конан стоял, сощурив глаза, как он обычно делал, размышляя. Перебить эту четверку? Можно, но решетка наверняка заперта, а евнух тотчас сбежит и поднимет тревогу. Нет, надо по-иному…

— Эй, привет, примите в компанию? — развалистой походкой киммериец вышел из-за угла, как ни в чем не бывало, направляясь к караульщикам. — Во дворце какая- то тревога, запасных разослали по постам…

— Э, а ты кто? — удивился один из воинов. Конан совершенно спокойно плюхнулся на скамью рядом с евнухом, тотчас вытаращившим на него свои заплывшие жиром глазки. Киммериец держался совершенно естественно, сразу оказавшись в самой гуще датхейцев; и те, недоумевающие, сбитые с толку, пропустили тот момент, когда северянин начал действовать…

Рука, крепкая, словно стальной зажим, схватила евнуха за ворот парчового одеяния, немилосердно треснув лбом о прутья решетки. Издав слабый и неопределенный звук, достойный страж сераля плюхнулся на пол, словно вывернутое из квашни тесто.

Обездвижив евнуха — он лежал так, что Конан мог легко дотянуться до него — киммериец взялся за датхейцев, и с этими он уже не церемонился. Сам жесткий и жестокий, точно горный волк, Конан ненавидел здешнюю жестокость, и рассказ Факима об отрезанных пальцах и языках рабынь поверг северянина в ярость. Длинный меч выпорхнул из ножен — лишь быстрый взблеск сверкнул на лезвии.

Первый из датхейцев грудью напоролся на выпад Конана. Повернув меч в ране, Конан вырвал клинок и боковым ударом снес голову второму стражнику, уже замахнувшемуся черным ятаганом. Третий удар пронзил горло еще одному противнику и, наконец, четвертый угодил в спину самому сообразительному из всей четверки, который бросился наутек.

Конан покончил со всеми врагами, не отразив ни одного ответного удара. Схватка длилась не более двух секунд. Стальной вихрь оставил на полу четыре тела — и переходы дворца не огласило ни единым стоном.

Конан угрюмо усмехнулся, оттащил тела убитых гвардейцев в сторонку, набросил свежий ковер на залитый кровью пол. Потом, подтянув поближе бесчувственного евнуха, обшарил тело. Так и есть! Ключ от замка, запирающего эту решетку!

Конан вступил в святая святых султанского дворца. Здесь можно было не опасаться воинов — за порядком в этой раззолоченной темнице присматривали евнухи, и всего оружия у них были одни лишь плети.

Коридор вывел Конана в другой, существенно шире; прибавилось и масляных ламп на стенах. Ковры позволяли ступать совершенно бесшумно. По обе стороны коридора тянулись одинаковые двери, отличавшиеся друг от друга небольшими фигурками, прикрепленными на створках — лани, газели, антилопы, пантеры, львицы, встретилась даже одна слониха, (Фигурка была очень тонкой работы со всеми необходимыми подробностями. Конан задержался на мгновение, с уважением прикидывая, что же это за дама удостоилась такого символа.)