Ночные клинки

По залу прокатился стон. Супруга эмира (в Маранге придерживались моногамии) с жалобным вскриком лишилась сознания. Сам же эмир вскочил на ноги, сжав кулаки так, что захрустели кости.

— Как это случилось?! И что делала охрана?!!

— Охрана билась доблестно и вся полегла там, защищая Ее Высочество, — сурово возразил истекающий кровью гонец. — В живых остался только я один! А этих шакалов, пожирателей падали, налетело вдесятеро больше, чем было наших… Ее Высочество и всех ее служанок захватили в рабство!..

Новый стон. Все знали, как обращаются в Тлессине с захваченными чужими женщинами.

Гонец пошатнулся. На пропыленной одежде расползались свежие пятна крови. Не дожидаясь эмирского разрешения, придворный целитель шагнул вперед.

— Ваше Величество, этот человек умирает. Могу я распорядиться, чтобы его перенесли в более подходящее место?..

Эмир машинально кивнул — и тотчас же поднял руку в знак того, что сейчас будет говорить. В зале тотчас воцарилась мертвая тишина.

— Сим я объявляю вам… — эмир сделал невольную паузу: от сдерживаемых слез пресекся голос. — Объявляю вам, что моя дочь. Илорет более не пребывает среди живых!

Общий вздох и смятение. Эмир официально провозгласил свою дочь покойницей.

— Быть может, плоть ее и продолжает жить, — медленно ронял слова эмир, — но это уже совершенно неважно. Наследница трона Илорет умерла! Да оденется в траур весь двор. Путь глашатаи объявят о случившемся на всех площадях Маранга! И пусть они скажут также, что если найдется смельчак, который отомстит Тлессине за смерть моей единственной дочери, он получит столько золота, сколько сможет увезти на вьючном коне!..

* * *

Лиджена видела, как все это случилось. Роскошный паланкин, в котором ехала она и еще трое служанок принцессы, несли рослые и сильные верблюды. Каравая двигался неспешным шагом — и вдруг где-то совсем рядом Лиджена услыхала истошные крики людей.

— Датха! Датха! Я-хой! Я-хой!.. Служанки завизжали и бросились друг к дружке, словно это могло как-то их защитить. Снаружи раздался зловещий свист стрел… последние отчаянные команды начальника охраны… звон мечей…

Датхайские всадники налетели внезапно и со всех сторон. Они не стреляли, хотя лук имелся у каждого. Кривые вороненые клинки взлетели в воздух.

Крики, стоны, предсмертные проклятия и торжествующие вопли…

Боковой занавес паланкина с треском рассекла черная молния датхайского меча. Появилось смуглое горбоносое лицо, украшенное густыми черными усами, Губы растянулись в хищной усмешке, обнажая великолепные белые зубы.

— Итхи! — воскликнул датхеец, протягивая руку и хватая жалобно визжащую девушку.

На крик воина подоспели его товарищи, в несколько мгновений расхватав себе пленниц. Жадные руки обшаривали их, поспешно срывая кольца, браслеты, серьги, наголовники — все, за что можно было выручить хотя бы медный грош.

Лиджена сохранила ледяное спокойствие. Она уже не боялась никого и ничего. Она не кричала и не билась, не кусалась и не вырывалась — словно была уверена, что с ней ничего не случится.

И у нее хватило сил досмотреть до конца этот страшный и кровавый кошмар — когда датхейцы, бегло осмотрев новообретенных рабынь, деловито принялись их сортировать. Самых молодых и хорошеньких — на пробу Солнцеподобному. Тех же, что попроще — тут же, на месте, разбирали себе воины. После чего они деловито валили добычу на песок, рвали одежды и вступали в свои права хозяев. А потом, когда стихали стоны, мольбы и вопли, так же деловито разжимали несчастным кинжалами зубы и вырезали языки. За языками следовали третьи фаланги пальцев — лишенные их женщины могли выполнять работу по дому, но не в состоянии были держать оружие. Пять рабынь умерло, не перенеся болевого шока… Принцесса Илорет была среди тех, кого вместе с Лидженой отобрали для султанского сераля.

Потом была бешеная скачка через пустыню, и белые стены Тлессины, что внезапно выросли словно из-под земли…

* * *

Конан выслушал всех очень внимательно — сперва глашатаев, потом и самого пресветлого эмира. Брови у него сошлись; сосредоточенно глядя себе под ноги, он, казалось, что-то подсчитывает.

— Нет, не дойти — наконец сердито бросил он недоуменно глядевшим на него Пхараду и кузнецу.

— Куда не дойти? — почтительно осведомился вор. — До Тлессины этой, куда же еще!

— До Тлессины? — изумился Пхарад. — Зачем? Голову свою на султанский кол насадить?

— Мне нужно в Тлессину, — отчеканил киммериец. — Я пойду один.

— Ну, нет, — Хашдад спокойно покачал головой. — Я с тобой.

— От тебя там никакой пользы! — сверкнул глазами Конан. — А если тебя схватят…

— Неужели ты надеешься вывезти ту самую клепсидру в одиночку? — поднял брови кузнец. — Это у тебя едва ли получится…

— Один я еще могу обмануть датхайцев, — бросил Конан. — А вот вместе с тобой — навряд ли!

— П-постойте… — испугался Пхарад. — Вы это серьезно, что ли?

Конан не удостоил его ответом.

— Эмир хотел видеть тех, кто дерзнет отомстить за его дочь, — негромко произнес Хашдад. — Я его понимаю. Пойдем, Конан — тебе ведь наверняка потребуется помощь…

* * *