Ночные клинки

— Нет, достойный владыка. У нас в Киммерии не привыкли откладывать месть до завтрашнего дня. Боги помогают смелому! Я должен отправляться на юг.

— На юг… — эмир тяжело вздохнул. — На юге ты не найдешь ничего, кроме мучительной смерти — или же нового рабства. Подходы к крепости Ночных Клинков охраняет элементал, дух огня, покорный чародеям ордена — он испепелит тебя, как только ты приблизишься…

— Элементал? — Конан поднял брови. — С такими я еще не встречался… Что ж, значит, тем интереснее будет поход!

— Конан, Конан… — эмир вновь покачал головой. — Я понимаю, что ты не слишком-то доверяешь мне. Но чтобы уговорить тебя встать под стяги Маранга, я готов отдать тебе руку моей дочери Илорет!

Киммериец поперхнулся. Прелести наследницы Маранга, разумеется, не оставили его равнодушным, но слова эмира повергли северянина мало что не в смятение. Переспать — это, пожалуйста, а вот все прочее… Разговор начал приобретать совсем дурной оборот. Кром! А тут еще эта болванка… то есть, тьфу, Священная Клепсидра, каковую надлежит доставить в вендийский храм и каковую смогли понять лишь полдюжины крепких рабов — она-то остается здесь, в Маранге!

А еще Лиджена. Девчонка, умудрившаяся неведомыми путями угодить из Бодея в Маранг! Которую, — Кр-р-ром! — все-таки придется тащить домой… ибо не пристало мужчине похищать таких девушек и не возвращать их… за немалый выкуп, разумеется.

Ладно. С южанами жить… Конан натянул на лицо улыбку.

— Почтенный эмир, твои слова меня убедили. Я согласен. Но только я прошу, — (слово это далось северянину нелегко — он привык брать и отнимать, но никак не просить), — отпустить на свободу служанку твоей дочери по имени Лиджена. Ее надо отправить в Бодей… к ее отцу.

— Немедленно распоряжусь, чтобы ее отправили на самом лучшем нашем корабле! — энергично рубанул воздух ладонью эмир. — Я дам ей надежную охрану… и щедро одарю. Ты доволен?

— О, да! — кивнул Конан. — Как только она отплывет — мы займемся твоей армией, почтенный. Я думаю, — небольшая муштровка ей не помешает…

Эмир пришел в восторг.

— О, нет, конечно же, нет, доблестный Конан! Я наделю тебя всеми необходимыми полномочиями…

— Чем-чем? — переспросил киммериец. Подобные слова он слышал впервые.

— Станешь командующим, вот что, — разъяснил эмир.

— А-а… ну, тогда ладно.

— То есть, мы договорились? — обрадовался эмир.

— Ну-у… Где-то в главном… — протянул Конан.

Любой северянин сразу же понял бы, в чем дело — прямодушные и честные, киммерийцы презирали обман и почитали данное слово священным.

* * *

Все это время Лиджена проводила, словно в глубоком сне. Сперва девушку вновь приставили к ее обязанностям; она выполняла их четко и монотонно, словно заводная кукла. Ее тормошили, расспрашивали — она отделывалась односложными «да» или «нет». Потом, когда победоносная армия Маранга вернулась из Тлессины, освободив всех попавших туда в рабство жителей приморского города, Лиджену оставили в покое — рассказчиков и рассказчиц хватало и без нее.

Ревность к Илорет, выказывавшей более чем откровенные знаки внимания. Конану, промелькнула единственной искоркой прежних человеческих чувств. Промелькнула — и угасла.

И если сперва Лиджена еще способна была испытывать нечто вроде зависти, видя, как тонкая ручка принцессы Илорет словно бы случайно касается мощной, бугрящейся налитыми силой мышцами длани Конана, то потом пропало и это. Словно рабочая лошадь, что с завязанными глазами тупо крутит мельничье колесо, Лиджена выполняла свои обязанности. Ее хвалили и ставили в пример. Она не допускала ошибок, исполняла порученное точно в срок и с отменным старанием. Однако сама девушка едва ли осознавала, в чем заключается ее работа. Руки справлялись сами; сознание дремало, завороженное неотступным страшным видением глаз Нелека Кахала. Они, эти нечеловеческие, вынырнувшие как будто из преисподней глаза, не отпускали ни на миг Лиджену, постоянно глядя ей прямо в душу, выжигая в зародыше даже самую мысль о сопротивлении. Они, эти глаза, казалось, говорили ей — ты наша. Ты навсегда стала, нашей, и мы уже тебя не отпустим. Настанет день, когда мы отдадим тебе приказ, и ты выполнишь его, даже если это будет приказ броситься в огонь или перерезать себе горло.

И Лиджена ждала. Гордая дочь Чесму совершенно перестала походить на себя, сделавшись тупой и покорной. Управительница была довольна — Лиджена не заводила шашней с молодыми лакеями, хотя те сперва проявили к ней очень даже большой интерес. Однако, стоило домогавшимся ее благосклонности поближе взглянуть в когда-то прекрасные аквамариновые глаза, теперь мертвенные и безжизненные, как охота переходить к объятиям у них резко пропадала.

Ничего не изменилось и после прихода потрясающей вести о том, что сам пресветлый эмир Mapaara — да продлятся вечно дни его мудрого правления! — узнав от доблестного Конана, победителя датхейцев, о тяжкой участи Лиджены, дочери Чесму, решил отправить ее домой на специальном корабле, в сопровождении почетной стражи и с богатыми дарами. Лиджена равнодушно выслушала известие и молча пожала плечами.