Ночные кошмары и фантастические видения (сборник)

Хогэн посмотрел на толстую женщину, стоявшую за прилавком. В футболке с надписью «НЕВАДА – ЗЕМЛЯ ГОСПОДНЯ» (на необъятной груди буквы расползлись и растянулись), в джинсах, едва не лопающихся на внушительном заду. Она продавала пачку сигарет худосочному парню. Длинные светлые волосы он перехватил на затылке шнурком от кроссовки. Парень, лицом напоминающий умную лабораторную крысу, расплачивался мелочью, по одной выкладывая монетки из грязной руки.

– Простите, мэм? – обратился к ней Хогэн.

Она коротко глянула на него, и тут распахнулась дверь черного хода. В магазин вошел тощий мужчина. Бандана закрывала его рот и нос. Ветер пустыни ворвался следом, песок забарабанил по висевшему на стене календарю. Мужчина катил за собой тележку. На ней стояли три проволочные клетки. В верхней сидел тарантул. В двух нижних возбужденно гремели погремушками гремучие змеи.

– Закрой эту чертову дверь, Скутер, ты же не в хлеву! – заорала толстуха.

Он ответил злым взглядом, его глаза покраснели от песка и ветра.

– Подожди, женщина! Или ты не видишь, что у меня заняты руки? На что у тебя глаза? Господи! – Мужчина перегнулся через тележку, захлопнул дверь. Танцующий в воздухе песок посыпался на пол, мужчина, что-то бормоча себе под нос, покатил тележку к подсобке.

– Это последние? – спросила толстуха.

– Все, кроме Волка. Я посажу его в чулан за бензоколонками.

– Как бы не так! – возразила толстуха. – Или ты забыл, что Волк – наша главная достопримечательность. Приведи его сюда. По радио сказали, что ветер еще усилится и только потом стихнет. Так что будет гораздо хуже, чем сейчас.

– Кому ты дуришь голову? – Худой мужчина (муж толстухи, предположил Хогэн) стоял, уперев руки в бока. – Никакой это не волк, а койот из Миннесоты. Достаточно одного взгляда, чтобы разобраться, что к чему.

Ветер выл в стропилах «Продовольственного магазина и придорожного зоопарка Скутера», забрасывая окна сухим песком. Будет хуже, повторил про себя Хогэн. Оставалось только надеяться, что ветер не занесет дорогу. Он обещал Лайте и Джеку, что приедет к семи вечера, максимум в восемь, а обещания он всегда старался выполнять.

– И все-таки позаботься о нем, – сказала толстуха и раздраженно повернулась к парню, смахивающему на крысу.

– Мэм? – вновь позвал ее Хогэн.

– Одну минуту, мистер, – фыркнула она таким тоном, словно ее осаждали покупатели, хотя, кроме Хогэна и парня, в магазине никого не было.

– Не хватает десяти центов, блондинчик, – сообщила она парню, взглянув на выложенные на прилавок монеты.

Тот ответил невинным взглядом.

– Напрасно я думал, что вы мне поверите.

– Я сомневаюсь, что папа римский курит «Мерит-100», а если бы и курил, я бы пересчитала и его денежки.

От невинности во взгляде не осталось и следа. Ее сменили злоба и неприязнь (Хогэн решил, что с крысоподобным лицом они сочетаются лучше). Парень вновь принялся ощупывать карманы.

Лучше забудь о Клацающих Зубах и выметайся отсюда, сказал себе Хогэн. Если сейчас не уехать, можно забыть о том, чтобы добраться до Лос-Анджелеса к восьми часам, тем более в такую бурю. В этих местах или едешь медленно, или просто стоишь на месте. Бак полон, за бензин заплачено, так что скорее в путь, до того, как ветер усилится.

И он почти что последовал здравому совету, полученному от рассудка, да только вновь взглянул на Клацающие Зубы, Клацающие Зубы в оранжевых башмаках. С белыми подошвами! Фантастика. Джеку они бы понравились, подсказало правое полушарие. И взгляни правде в глаза, старина. Если Джек не захочет в них играть, ты с удовольствием оставишь их себе. Возможно, когда-нибудь в будущем тебе еще придется наткнуться на Большие Клацающие Зубы, почему нет, но чтобы они шагали в оранжевых башмаках? В этом я очень сомневаюсь.

Он таки прислушался к доводам правого полушария… и вот что из этого вышло.

Юноша с конским хвостом рылся в карманах, лицо его все мрачнело. Хогэн не курил, его отец, выкуривавший по две пачки в день, умер от рака легких, но ему очень уж не хотелось ждать завершения мучительных поисков.

– Эй! Парень!

Тот обернулся, и Хогэн бросил ему четвертак.

– Спасибо, мистер.

– Ерунда.