Ночные кошмары и фантастические видения

Я неторопливо крепил колесо. Я не боялся, что кто-то вылезет из машины и набросится на меня или убежит в пустыню – это было невозможно. Ловушка сработала превосходно. «Кадиллак» ровно стоял на колесах в дальнем конце ямы, с просветом менее четырех дюймов с каждой стороны. Те трое внутри смогут разве что приоткрыть двери, но не смогут высунуть даже ногу. Они не смогут открыть окна, потому что у них стоят электрические стеклоподъемники, а от батареи осталось, самое большее, месиво из пластмассы, металла и кислоты, затерянное где-то в ошметках двигателя.

Водитель и вооруженный охранник на переднем сиденье могли вообще разбиться, но меня это не беспокоило. Я знал, что кое-кто все еще жив: Долан всегда ездил на заднем сиденье и пристегивался, как и подобает добропорядочным гражданам.

Тщательно затянув болты, я подъехал к широкому концу ловушки и вылез из машины.

Большинство распорок было вырвано с корнем, от некоторых остались только расщепленные кончики, торчащие из асфальта. Холщовая «дорога» валялась на дне ямы, скомканная, смятая и разодранная. Она была похожа на сброшенную змеиную кожу.

Я спустился вниз.

Вот он, «кадиллак» Долана.

Передок машины был полностью разбит, размозжен. Капот сложился и перекосился, как мехи аккордеона или зазубренная лопасть винта. Двигательный отсек представлял собой фарш из металла, резины и шлангов, засыпанный грудой песка и земли, обвалившейся от удара. Там что-то шипело, я даже слышал, как где-то в чреве машины капают и сочатся разнообразные жидкости. Воздух пронизывал холодный спиртовой аромат антифриза.

За лобовое стекло я не особенно волновался. Конечно, была определенная вероятность, что от удара его выбьет, так что у Долана будет возможность выползти наружу. Но, как я уже говорил, все машины Долана строились в соответствии с требованиями, которые предъявляют к своим авто диктаторы банановых республик и лидеры военных хунт. Стекло должно было выдержать, и оно оправдало мои надежды.

Заднее стекло было еще крепче – из-за меньшей площади. Сломать его Долан не смог бы при всем желании – за то время, которое я ему дам, – а стрелять он не осмелится. Стрельбу с близкого расстояния в пуленепробиваемое стекло, наверное, следует отнести к одной из форм «русской рулетки». Пуля оставит маленькую отметину на стекле, а потом рикошетом ударит обратно в машину.

Будь у него достаточно времени, он бы выбрался из машины, но я был рядом, и вовсе не для того, чтобы его отпустить.

Я бросил на крышу машины горсть земли.

Ответ последовал незамедлительно.

– Пожалуйста, помогите! Мы не можем выбраться!

Голос Долана. Без боли. До жути спокойный. Но я почувствовал страх, притаившийся на самом дне, полузадушенный силой воли. Мне даже стало его жалко – настолько, насколько это вообще возможно в моей ситуации. Я представил себе Долана, сидящего в сложившемся «кадиллаке»: один из его людей ранен, возможно, придавлен двигателем, другой либо мертв, либо без сознания.

Подумав об этом, я испытал странное ощущение, которое можно назвать симпатической клаустрофобией. Нажимаешь на кнопки стеклоподъемников – ничего. Дергаешь двери и видишь, что они упираются в преграду. И нет никакой – никакой – возможности выбраться наружу.

Тут я осадил свое воображение. Долан сам купил себе эту радость, правильно? Да. Он сам купил этот билет и оплатил его полную стоимость. До самого конца.

– Кто там?

– Я. Но это не помощь, которой ты ждешь, Долан. – Я бросил новую порцию камней на крышу «кадиллака». Охранник, который было притих, снова принялся вопить.

– Ноги! Джим, мои ноги!

Голос Долана сразу изменился. Тот, снаружи, знал его имя. Это значило, что ситуация чертовски опасная.

– Джимми, черт, я вижу собственные кости! Мои ноги!

– Заткнись, – холодно сказал Долан. Жутко было слышать их голоса, доносящиеся изнутри машины. Я вполне мог бы спуститься на багажник «кадиллака» и заглянуть в заднее окно – но я бы мало что увидел, даже прижав лицо к стеклу. Стекло было тонированным и поляризованным, как я уже говорил.

В любом случае я не хотел его видеть. Я знал, как он выглядит. Зачем мне им любоваться? Еще раз посмотреть на его «Ролекс» и дорогущие джинсы?

– Кто ты, приятель? – спросил он.

– Я никто, просто никто, у которого были причины устроить так, чтобы ты оказался там, где ты есть, – ответил я.

И вдруг – с пугающей, завораживающей внезапностью – Долан спросил:

– Ты Робинсон?

Меня как будто саданули под дых. Как быстро он вывел правильное заключение, просеяв все полузабытые имена и лица и точно выловив нужное! Он животное, подумал я, с животными же инстинктами. Я не знал и половины правды об этом человеке. И хорошо, что не знал. Потому что, будь все по-другому, у меня никогда не хватило бы дерзости для осуществления задуманного.

Я сказал:

– Мое имя не имеет значения. Но ведь ты понимаешь, что сейчас будет?

Охранник со сломанными ногами завопил с новой силой – булькающие, хлюпающие звуки, как будто его легкие были полны воды: