Ночные легенды

Затем послышался женский вопль. Бадди подумал, что это та сука возле туалета, но это была одна из ее компаньонок, завопившая от вида темных опухолей, расползающихся по лицу подруги. На плечо Бадди твердо легла мужская рука. Бадди не глядя залепил мужику оплеуху и снова сладко ощутил выплеск своего заряда. Он двигался в дальний конец бара, где сидела та знакомая блондинка с каким-то мужиком в сером костюме. Ту подругу копа он заметил, как только вошел в бар. Очень было соблазнительно взять ее, пока яд в организме еще духовит и крепок. Он раскинул руки в позе распятия, пошевеливая растопыренными пальцами, и на ходу все трогал, щупал, проводил по коже, одежде, волосам – эдакий темный мессия, шествующий через толпу; он уже сбился со счета. На секунду Бадди ощутил себя на островке свободного пространства. Сделав глубокий вдох, он смежил веки и ощутил, как там, глубоко внутри, набухает кольцами червь-повелитель. Бадди выдохнул и открыл глаза.

Пуля ударила ему в правое плечо, откинув к стойке. С бокового входа в бар ввалилась та полицейская бабенка, пахнув холодным воздухом снаружи. Ее свалявшиеся волосы набухли кровью, сбоку по лицу змеились кровавые потеки. От слабости, ран и потраченных усилий она едва держалась на ногах. Бадди сунул руку под рубаху, где у него лежал отнятый у Ллойда Хопкинса пистолет, в то время как Элли пыталась примериться ко второму выстрелу. Боли от раны не было, однако рукав рубахи набряк черной, вязкой жидкостью. Люд вокруг орал и вопил, силясь сделать между собой и Бадди как можно больший зазор. Большинство были уже на полу или искали укрытия под столиками и хлипкими стульями.

Бадди ощутил, как тело меняется. Его словно растягивала, распяливала на разрыв какая-то незримая сила. Он взглянул на свои руки и увидел, что поры на них донельзя расширились, он был словно изрыт дырками в ноготь шириной. Из них источалась и выбрызгивалась черная жидкость, как при извержении малюсеньких вулканчиков. Они все более обильно проступали на лице, а на глаза изнутри давил словно мешок с водой, отчего глазницы набрякали и зрение туманилось. Великий червь набухал и грузно шевелился; чувствовалось, как он пускает щупальца по всему организму, отчего нутро сдавливалось мучительными спазмами. Одежда под прущими на волю наростами начала местами рваться, и наверху мелкими угрями ветвились завитки.

Рука Бадди нащупала ствол и вынула его из-за пояса. Дуло коповского пистолета дрогнуло, и он выпал из рук Элли, бессильно оседающей вниз по косяку. Бадди целился, сопровождая стволом ее движение. Ее он различал синеватой рябью, почти теряющейся на фоне сгущающейся черноты. Он мог ее сейчас убить или использовать для выхода той невиданной силы, что грозила его ошеломить. Бадди бросил пистолет и сделал шаг к поверженной полицейской.

Что-то прорвало дыру прямо в центре его существа. Из груди, обдавая столы и пол, рванул черный фонтан. Бадди кинуло вперед, прямо через Элли, и, чтобы как-то удержаться, он растопыренными руками заскреб по стенам. Чуя массивный шок, перенесенный организмом, открыл рот для вопля. В груди зияла здоровенная рана.

Он приложил к ней руки; вероятно, наконец он узрел своего черного червя, конвульсивно пожирающего гнилые остатки плоти. Движения его были судорожны и мучительны, как будто он чувствовал, что конец Бадди близок, и рвался сжевать то, что осталось от тела носителя, пока тот окончательно не изошел.

Повернув голову, он увидел в баре Лопеса, держащего у плеча крупноствольный дробовик. Рот Бадди был наполнен жидкостью. Она сочилась из углов рта, мешая говорить, и с подбородка стекала в рытвину раны на груди. Зрение отказало, и в тот момент, когда звено между червем и собственной сущностью оборвалось, Бадди ощутил внутри себя неимоверную глушь.

– Не излечиться, – пробулькал Бадди. В своей последней муке он скалился, а его рот был месивом из чего-то желтого и черного, как непрожеванные остатки осиного роя. – От рака не излечиться.

Бадди вслепую поднял ствол, и тут Лопес снес ему выстрелом полчерепа.

VI

К тому времени как прибыла полиция штата, останки Бадди Канцера на полу бара превратились в темную слипшуюся массу, и лишь изорванная одежда, сапоги и белая шляпа показывали, что у этого месива была когда-то форма человека.

Назавтра лег снег, и позднее кучи земли омрачили белизну городского кладбища, где хоронились тела. Похороны были не последние, потому как жертвы Бадди Канцера одолевались недугом, которым он их поразил. Кто-то умер быстро, другие угасали неделями. Дольше месяца никто не протянул.