Ночные любимцы

На самом деле он помнил многие из слышанных им гимнов, но никому и никогда не повторял он их, они принадлежали ему и ущелью, ему и снежным людям. Он не вполне понимал, какое значение вкладывается в обиходное выражение «интимная жизнь»; он не стыдился своего тела, его не смущал запах собственного пота, не смущала нагота, он не стеснялся докторов; некоторые из его женщин, боявшиеся показаться ему голыми, предпочитавшие тьму, натягивающие до подбородка одеяло, удивляли его донельзя; однако имелись у него уголки души, сознания, восприятия, в которые никто не допускался, — это и было для него интимной жизнью. Если кто-то переступил бы порог тайных комнат его обиталища, а внутренний мир частенько представлялся ему огромной квартирой из сна с потайными комнатами, то есть совершенно пространственное имел строение, — он бы почувствовал не вторжение даже, а почти посягательство на жизнь.

— «Одето в числа»? Красота! — сказал прозаик. — С вашего разрешения, я запишу. Но где-то я это раньше слышал.

— У них были дети? Вы видели их детей? — спросила Адельгейда.

— Нет, детей мы не видели.

— Вы кому-нибудь о своих снежных людях рассказывали? — спросил Маленький.

— Разумеется, наш руководитель даже в Академию наук ездил, сообщение зафиксировали, но документально его подтвердить было нечем, мы ведь не сфотографировали их. Сначала в голову не пришло. А потом… если бы вы видели их лица… особое выражение покоя, собственного достоинства, величия даже… Невозможно было на такое лицо поднять фотоаппарат, прицелиться, щелкнуть затвором, да еще и разрешения не спросив. Через некоторое время нам самим стало казаться, что мы видели сон наяву.

— Коллективный сон?

— Когда я не размышляю, я знаю точно: иной мир, мы видели иной мир! А подумаешь, поразмыслишь — может, нас натуральные галлюцинации после кофия по-гречески и посетили. Наш другой мир мог быть просто миром наркоманов, куда отправили нас в маленькое турне неизвестные травки.

— Интересно, — сказала Лара, — что нам всем приснится сегодня?

— Всем или каждому? — спросил поэт.

— Вы заметили, — проговорил прозаик задумчиво, — все истории связаны с водой. У Черного моря стоял Ларин Дом творчества, на Ладоге потерпела кораблекрушение яхта Пастухова, в припортовом городе находился бич-холл, полный, кстати, списанных на берег моряков, да и ваша экспедиция вроде лагерь разбила у озера?

— Ну да, я говорил, изумрудное горное озерцо плюс маленький водопад. Вода в озерце была мутная, но такого радостного, с бирюзинкою, оттенка! Видать, с добавками меди, да еще и небо отражалось безоблачное. Удивительно круглый водоем, напоминающий зеркальце Медной горы Хозяйки. Недвижная пиала зеленцы.

— Мы ведь тоже сейчас у залива, — сказала Лара.

— И ничего пока с нами не происходит экстраординарного, — заметил прозаик. — Еще по чашечке?

Глава седьмая

Письма с чердака. — Драка поэзии с прозою. — Соблазнительница, соблазненный и неожиданный спаситель и блюститель. — Зеленогорск и Новониколаевск. — Адельгейда в ожидании нелюбимых гостей, любящих пирожки.