— Это наш литератор, — сказал я. — А теперь в помещение входит миловидная девушка, его стенографистка. Он вяло смотрит на нее, но она его не замечает. Чем-то сильно озабочена или взволнована. Девушка снимает перчатки, открывает сумочку… Вытряхивает из нее на стол две монеты, ключи и спичечный коробок. Потом смотрит на часы. Ключи и одну из монет она кладет обратно в сумочку, другую оставляет рядом с телефоном. Свои черные перчатки несет к камину и бросает внутрь. Присев на корточки, достает из коробка единственную — как вы видите — спичку. И вдруг неожиданно звонит телефон. Девушка берет трубку, слушает и…
Я умолк, поскольку молоденькая актриса с экрана сама произносит единственную в этом кинофрагменте фразу: «Я в жизни не имела черных перчаток». После этого она опустила трубку, вновь присела перед камином и зажгла спичку, боясь, что та погаснет.
— Спичка единственная, — напомнил я зрительному залу.
И тут девушка неожиданно оглядывается, чувствуя, что в комнате находится еще кто-то, следящий за каждым ее движением.
Камера остановилась на лице литератора. Крупным планом были взяты его удивленные глаза. Потом пленка оборвалась, Жан выключил кинопроектор.
— Все? — спросил кто-то из зрительного зала. Я узнал голос Тарасевича.
— Все. Достаточно, — подтвердил я, вновь выдвигаясь на сцену перед экраном. — Продолжение вы придумаете сами. Видите ли, герой Фицджеральда, кинопродюсер Монро, пытался этим эпизодом заинтриговать литератора-сценариста. Заставить его думать. И заметьте, никто в этой сцене не мечется, не гримасничает, не ведет дешевых диалогов, которыми перенасыщены наши глупые телесериалы. Здесь всего одна-единственная фраза, которую произносит стенографистка. Жанр, спросите вы? Да какой угодно: детектив, мелодрама, а может быть, комедия? Или модный теперь триллер? Всего одна строчка прямой речи — и загадка. Фицджеральд ответа не дал. Попробуйте разгадать его тайну своими силами.
По-прежнему один из прожекторов освещал только сцену; зрительный зал оставался полутемным.
— Я не понимаю, зачем она оставила на столе одну из монет? — спросил Каллистрат.
— Вот вы бы, несомненно, смогли дописать этот сценарий до конца, — отозвался я. — Иначе бы не спросили про этот штрих. Действительно, зачем? Думайте, выдвигайте свои версии. Используйте свой личный опыт.
— И почему она хотела сжечь перчатки? — подал голос Сатоси.
— Избавиться от улик, — ответила Леночка Стахова. — Поэтому и солгала в трубку.
— Она совершила какое-то преступление, — сказала Ахмеджакова. — Убила своего мужа.
— Муж сидит в кресле-качалке, — возразил Гох. — Скорее уж отравила любовника.
— Или богатого дядюшку, чтобы получить наследство, — высказался Гамаюнов.
— А вот кто звонил по телефону? — спросила Лариса Сергеевна Харченко. — Следователь-дознаватель?
— Главное, господа, это — детали, — вновь вмешался Каллистрат. — Фицджеральд не так прост, уверяю. Он намеренно обозначил в тексте две монетки, ключи, перчатки и спичечный коробок с единственной спичкой. Нужно исходить именно из этого набора вещей, деталей. В них — шифр к сейфовому замку.
— Нет, не в них, а в трех персонажах, — сказала актриса.
— Не понял. Стенографистка, мужчина в кресле-качалке, а кто же третий? — обратился к ней пианист.
— Тот, кто позвонил по телефону, — ответила она.
Я был рад, что в кинозале разгорается спор, обмен мнениями. И старался больше не мешать, присев на стул у края сцены. Тут присутствовали почти все мои «гости». Правда, в полутемном зале я не слишком отчетливо различал их лица, но достаточно было и того, что они говорят. Имеющий уши — услышит. Важно было, чтобы они именно «проговорились». Экстраполировали кинофрагмент на себя. Думаю, что даже Скотт Фицджеральд остался бы доволен, слушая их версии. Вряд ли он подозревал, что когда-нибудь проходной и незавершенный эпизод из его «Последнего магната» будет использован в «психоигре» неким Александром Анатольевичем Тропениным, модным московским психиатром. Спор в зале между тем становился все оживленнее. Говорили, перебивая друг друга.
— Давайте я вам сейчас все объясню! — перекричал остальных физик Тарасевич. Он даже поднялся на сцену, опираясь на сандаловую палку. — Все очень просто. По всем законам термодинамики, в нашем киносюжете должен произойти взрыв. Ружье, так сказать, выстрелит. Но в этой цепной реакции отсутствуют некоторые звенья. Прежде всего начало. Позволю себе пофантазировать и предложить следующий вариант сюжета. Тема для Квентина Тарантино.
— Во как! — издал возглас Каллистрат. — Значит, криминал?