Ночные пластуны

– Тоже неплохо, – повторил он и поставил ее на стойку.

Я глянул на Черил, потом на Денниса. Никто не обращал на нас внимания. «Черт! – подумал я. – Не те еще мои годы, чтоб было плохо с головой либо с глазами». Вслух я сказал: «э…», а может, издал какой другой дурацкий звук.

– Еще чашечку, – попросил Прайс. – А потом покачу-ка я лучше дальше.

Когда я брал чашку, рука моя дрожала, но, коли Прайс и заметил это, то ничего не сказал.

– Поесть не хотите? – спросила его Черил. – Как насчет большой тарелки рагу из говядины?

Он покачал головой.

– Нет, спасибо. Чем скорей я вернусь на дорогу, тем будет лучше.

Вдруг Деннис вместе с табуреткой резко развернулся к нему, наградив тем холодным неподвижным взглядом, на какой бывают способны только полицейские да инструктора строевой подготовки.

– На дорогу? – Он засопел. – Приятель, ты хоть раз попадал в торнадо? Лично я собираюсь проводить вон тех вон симпатяг в «Холидэй-Инн» – это пятнадцатью милями южнее. Ежели ты не дурак, то и сам там переночуешь. Что толку пытаться…

– Нет. – В голосе Прайса звучала железная решимость. – Я проведу ночь за рулем.

Деннис прищурился.

– Почему такая спешка? Может, за тобой кто гонится?

– Ночные пластуны, – сказала Черил.

Прайс обернулся к ней так, точно схлопотал пощечину, и я увидел, как в его глазах промелькнуло что-то очень похожее на страх.

Черил показала на зажигалку, которую Прайс оставил на стойке рядом с пачкой «Кул». Это была видавшая виды серебряная зажигалка «Зиппо» с гравировкой «Ночные пластуны» над двумя скрещенными винтовками.

– Простите, – сказала Черил. – Я только что заметила это, и мне стало интересно, что оно означает.

Прайс убрал зажигалку.

– Я был во Вьетнаме, – объяснил он. – В моем подразделении такую зажигалку получал каждый.

– Эй, – в тоне Денниса вдруг зазвучало уважение, которого не было раньше. – Так ты ветеран?

Прайс молчал так долго, что я уж подумал – он не собирается отвечать. В тишине я услышал, как девчушка толкует матери, что жареная картошка «кусенькая».

Прайс сказал:

– Да.

– Вот это да! Слышь, я и сам хотел пойти, но у меня была бронь… и потом, к тому времени дела там все равно сворачивались. Ты бои-то видел?

На губах Прайса промелькнула слабая, горькая, язвительная улыбка.

– Да уж насмотрелся, даже слишком.

– И кем же? Пехтура? Морская пехота? Рейнджеры?

Прайс взял третью чашку кофе, отхлебнул и поставил чашку обратно. Он на несколько секунд прикрыл глаза, а когда снова открыл их, взгляд его был пустым, устремленным в никуда.

– «Ночные пластуны», – негромко проговорил он. – Спецподразделение. Развертываемое для разведки позиций вьетконговцев в подозрительных деревнях. – Он сказал это так, словно цитировал устав. – Мы здорово наползались в потемках по рисовым полям да джунглям.

– Готов спорить, пару-тройку вьетконгов ты и сам уложил, а? – Деннис поднялся и перешел на другое место, за несколько табуреток от Прайса. – А я-то так за вами и не поспел. Как же мне хотелось, чтобы вы оставались там до победы, ребята!

Прайс молчал. Над закусочной гулко и раскатисто гремел гром. Свет на несколько секунд потускнел; когда он разгорелся снова, накал ламп словно бы отчасти ослаб. В закусочной стало темнее. Прайс с неумолимостью робота медленно повернул голову к Деннису. Я почувствовал благодарность за то, что мне не придется принять на себя полную силу взгляда его безжизненных голубых глаз, и увидел, как Деннис поморщился.

– Я должен был бы остаться, – проговорил Прайс. – Сейчас я должен был бы лежать там, похороненный в грязи на рисовом поле вместе с другими восемью ребятами из моего патруля.

– Ох, – Деннис заморгал. – Извини. Я не хотел…

– Я вернулся домой, – спокойно продолжал Прайс, – по трупам своих друзей. Хочешь знать, каково это, мистер Патрульный?

– Война закончена, – сказал я ему. – И возвращать ее ни к чему.

Прайс сурово улыбнулся, не спуская, впрочем, глаз с Денниса.

– Кое-кто поговаривает, что она закончена. Я говорю, что она вернулась – вернулась с теми, кто побывал там. С такими, как я. Особенно с такими, как я. – Прайс умолк. Под дверью выл ветер, молния на миг осветила ходивший ходуном лес за шоссе – ураган трепал и раскачивал деревья. – Грязь доходила нам до колен, мистер Патрульный, – снова заговорил Прайс. – Мы шли в темноте по рисовому полю, шли действительно осторожно, чтоб не наступать на бамбуковые колья, которые, как мы догадывались, были там натыканы повсюду. Потом раздались первые выстрелы – хлоп, хлоп, хлоп – словно начался фейерверк. Один из «ночных пластунов» выстрелил осветительной ракетой, и мы увидели, что Вьетконг берет нас в кольцо. Мы, мистер Патрульный, зашли прямехонько в пекло. Кто-то крикнул: «Косоглазого высветило!», и мы принялись палить, пытаясь прорвать строй вьетнамцев. Но они были повсюду. Стоило упасть одному, как его место занимали трое других. Рвались гранаты, взлетали осветительные ракеты, кричали раненые. Я получил пулю в бедро, еще одну – в кисть руки и упустил винтовку. Сверху на меня кто-то упал, и у него было только полголовы.

– Э-э… послушайте, – сказал я. – Не обязательно…