В жизни Кристофера был один человек, с которым он поделился тайной о своём чердаке, и к этому человеку-о котором он никогда никому не рассказывал — его мысли на протяжении последних недель обращались, как к тёплому камню посреди той реки бессмысленности, которой, как он чувствовал, оказалась его жизнь. Человеком этим была Соня Ваден. Она была ровесницей Кристофера, дочерью рыбака, род которого, очевидно, получил своё имя от названия города, но которого прогресс уже давным-давно вытеснил за городскую стену, на обдуваемый ветрами берег фьорда. В других областях Дании, для собственного же блага детей, их бы разлучили, объяснив, что разделяющие их социальные барьеры являются препятствием, изменить которое человек не в силах. Но жители Вадена не могли взять такой грех на душу, и поэтому дети продолжали вместе играть у моря и на прибрежных холмах. Соня потеряла мать в пятилетнем возрасте, и горе она встретила твёрдо и не сломалась. Когда мать Кристофера отвернулась от мужа и ребёнка, чтобы последовать за голосами, Соня без слов, но мгновенно и безоговорочно предложила своё общество и свои худенькие, но на удивление крепкие плечи Кристоферу, чтобы помочь ему преодолеть самое страшное. На протяжении недель и месяцев Кристофер каждый день рыдал безутешным плачем, чего не видел ни один другой человек, кроме Сони. Потом пришла весна, о которой Соня помнила, что он тогда затащил телегу на самую высокую гору над Ваденом и оттуда прокатил её вниз по извивающейся серпантином дороге, а солнце и ветер с моря били им в лицо, и облако пыли вилось за ними.
Потом она исчезла. На протяжении всего детства отец регулярно брал её с собой в море. Однажды в октябре они вышли из гавани довольно рано. К обеду поднялся сильный ветер, и, когда Кристофер из своего окошка наконец-то увидел маленькую моторную лодку, ветер уже превратился в шторм и, словно огромная холодная коса, нёсся по поверхности моря, срывая гребни волн и волоча их по воде белыми полосами пены. Где-то в этом ревущем шторме одна косая волна накрыла лодку с кормы и забрала отца Сони с собой. Тогда девочка привязала себя верёвкой к рулю и повела лодку через шторм к берегу. Вход в гавань Вадена узкий, и жители города стояли в полной растерянности, глядя, как девочка в маленькой лодке приближается к свирепо улыбающемуся своими каменными зубами волнорезу, скрытому белой слюной от бушующего моря. Среди них не было ни одного человека, который бы не рискнул своей жизнью ради попавшего в беду ребёнка, если бы в этом был толк, но шторм уже усилился настолько, что ничто не могло помочь, и они сжали зубы, сдерживая плач, с горькой ненавистью глядя на море и думая, что вот это они запомнят, что придёт когда-нибудь день, когда даже природа не сможет отнять у них ребёнка.
Кристофер спустился к гавани. Но в отличие от многих стоящих там людей он не плакал. Он подошёл к воде ближе, чем другие, и никто не смел его остановить. Прижавшись к высокому зелёному маяку при входе в гавань, он не отрываясь смотрел на лодку, и единственной влагой в его глазах были брызги пены. От Сони он узнал, что всему своё время. Было время плакать, но не сейчас, теперь настало время быть сильным, и Кристофер не отрывал глаз от девочки у руля лодки. Прямо перед входом в гавань Соня дала задний ход и на удивление хладнокровно, словно некоторая часть моря вошла ей в кровь, некоторое время удерживала лодку против волн и ветра. Только Кристофер знал, почему она так делает. В какой-то момент, когда отчаяние уже совсем взяло над ним верх, она рассказала ему, что все несчастья в жизни приходят волнами. «Послушай, Кристофер, — сказала она, — надо считать, потому что всякая седьмая волна более пологая, чем остальные. На ней и надо попытаться плыть дальше».
Теперь Кристофер смотрел, как Соня считает волны, и прямо перед седьмой она выпрямила лодку, дала полный газ, и на высоком, совершенно прямом, заострённом гребне волны вошла в гавань, при этом по правому борту оставалось всего несколько дюймов от края волнореза.
Оказавшись в гавани, она полностью лишилась сил. Когда лодку вытащили на берег, Кристофер стоял и смотрел, как Соню поднимают под руки, и тогда лицо её было таким же бледным, как и сейчас. Как раз когда её проносили мимо него, она открыла глаза, и он оказался первым, кого она увидела. «Кристофер, — проговорила она, и Кристофер наклонился к ней, и она прошептала так, чтобы только ему было слышно, — подержишь немного руль?»
Насколько он помнил, это был последний раз, когда он видел её вблизи.