Ночные сестры. Сборник

Значит, залетела, тут же подумала я. Я это уже проходила. Такое случалось, когда я забеременела и родила Анюту. И еще раз, но тогда я сделала аборт, потому что уже поняла, что семейная жизнь с Милёхиным у меня может закончиться в любое время. Ну что же, если залетела, то буду решать независимо от того, какие отношения у меня сложатся с Будильником. Мне надо решать: или сейчас, или… нет, конечно, запас во времени у меня какой-то был, но не очень большой, лет пять-семь максимум.

— Дай мне сигарету, — попросила я.

— Не дам. Ты начинаешь привыкать к курению, — ответил он. — Я тебе лучше принесу сок.

— Принеси, — согласилась я.

Он голый пошел на кухню. Я смотрела на него и думала, насколько совершеннее и красивее мужское тело. Иногда женские тела казались мне уродливыми. С огромными задами, этими курдюками с запасами жира на случай, если придется голодать, с отвисшими грудями, особенно бессмысленными у женщин, которые уже никогда не будут рожать и кормить.

Его тело мне нравилось. Мускулистое, с крепкими широкими плечами и не узкобедрое, бедра достаточно широкие, но плечи намного шире. Это тело было запрограммировано для сражения с себе подобными.

Он принес сок и присел на постель. Мне не терпелось проверить свои предположения.

— Не думаешь ли ты, что Шахов нас переиграл? — спросила я.

— Не знаю еще.

— Если принять версию Игоря, то Шахов выиграл. Он достаточно нас запугал. У него была, как я теперь понимаю, единственная цель: убрать отца подальше, чтобы тот не мог влиять на постоянно меняющиеся ситуации здесь. Я даже могу предположить, что никакой подстроенной автокатастрофы не было. Отец выпил, не справился с управлением. Сегодня, когда все только и слышат о взрывах, о подстроенных авариях, о радиофицированных взрывных устройствах, любая авария рассматривается как покушение. Все остальное, если принять эту версию, похоже на инсценировку — и с попыткой похищения Анюты, и выстрелом в отца.

— Но меня били по-настоящему, — возразил он.

— По-настоящему — когда не вытаскивают из машины, а стреляют из автоматов или пистолетов через стекло. Шахов своего добился. Отец далеко… Если он так внимательно следит за здоровьем отца, значит, он заинтересован в том, чтобы тот отсутствовал как можно дольше. Что он задумал?

— Не знаю, но если он собирается приехать к нам с предложениями в конце недели, значит, в ближайшие дни должно произойти нечто такое, что позволит ему не только предлагать, но и диктовать нам условия.

— Тогда большой сбор. Сегодня же!

Когда надо было принимать быстрые решения, я их всегда принимала.

— Сегодня пятница, — напомнил он, — никого собрать не удастся до понедельника. Адмирал уехал на рыбалку. Аналитик, судя по тому, что сегодня его не было в офисе, запил.

— Он же вышел из запоя.

— Значит, запил снова. Он не является на работу только тогда, когда запивает, а так он даже больной, с температурой, приходит. Отложим до понедельника. У тебя какие планы на субботу и воскресенье?

— Я хотела навестить дочь и мать, которые упрятаны в деревне.

— Тогда я тоже поеду на дачу и на досуге подумаю, что может предпринять Шахов.

Пока он варил кофе, я продиктовала на пейджер шоферу, чтобы он подъезжал к дому Заместителя, и набрала номер телефона Гузмана. Он ответил сам.

— Гузман слушает.

— Илья Моисеевич, у отца осложнения? — спросила я.

— Я же просил Настю не говорить тебе об этом.

Только теперь я поняла причину нервозности Насти.

— Я узнала об этом от Шахова.

— Кто такой?

— Не друг, во всяком случае.

— Ничего особенного, — пояснил Гузман. — После такой операции бывают побочные явления. В клинику его взяли скорее в профилактических целях. Я звонил недавно. Его уже перевезли в санаторий.

— Илья Моисеевич, отец нужен здесь. Его можно будет перевезти на следующей неделе в Москву?

— Вероятно, можно, но нужно разрешение оперирующего хирурга.

— С ним можно связаться сегодня?

— Уик-энд. В Европе это свято. Я позвоню в понедельник. Работа в клинике начинается в восемь утра, это десять утра по московскому времени.

— Спасибо, — сказала я. — Я позвоню вам в понедельник в десять тридцать утра, если вы не возражаете.

— Не возражаю, — проворчал Гузман и повесил трубку.

Заместитель вышел меня провожать, вызвал лифт. Я поцеловала его и сказала:

— Дальше не надо. Шоферы обычно очень наблюдательны, а Коля — особенно.

— До понедельника.

Он поцеловал меня. Мне было приятно чувствовать твердость его губ. Я подумала, что, если мы когда-нибудь будем вместе, я попрошу его бриться два раза в день.

— Вначале ко мне домой, — сказала я Коле. — И потом к дочери и матери в деревню.

Я купила Анюте ее любимую «фанту», матери клюкву в сахаре, несколько пакетов баварских сосисок.