Читаем ночные тени полностью

ночные тени

Воображение, творчество и реальность принято противопоставлять. Легкость, воздушность воображения и тяжелая обыденность реальности на первый взгляд так мало совместимы друг с другом. Вполне возможно, что тончайшие ткани творчества на фоне грубой фактуры реальности могут показаться чем-то чуждым, почти неестественным… Однако именно из мусора, трухи реальности и вырастают стихи, и корни их всегда находятся в «соре» земных чувств, земных отношений, земных слов.Содержит нецензурную брань.

Сергей Анатольевич Кулаков

Cтихи, поэзия / Стихи и поэзия18+

Все чувства выложил свои…

Все чувства выложил свои я на алтарь стола.


Щепоть в конвульсиях кропила кровью синей,


рука дрожала, корчилась, узорно нить плела;


из вен сплетений чувства на ладонь сочились


и – дальше ручейком от пальцев расточились.


Вдоль белого подножия вились они, лились,


на нем засохшими следами оставались,


когда путем извилистым сочились ручейки.


Вмерзали в гладкий, белый наст следы моей руки –


души трепещущей простые отпечатки:


ногтей, и пальцев скрюченных, и кожи гладкой.


Вселенной внутренней тогда все раны сразу вскрылись


и кровью голубой текли, и на листе застыли;


Налипла тишина-печать на облака,


изнемогла – все силы растеряв – рука;


в бесчувственной пустыне сердце онемело.


И умер я тогда, и пребывал не здесь,


а пульс мой начал биться на бумаге белой,


и, погребённый, там он пребывает днесь.

* * *

Спокойный зимний день, устало солнце светит;


Уже едва-едва наметился снежок.


Не слышно во дворе, чтобы шалили дети,


Как будто их собрал и посадил в мешок


Тот, кем пугали нас в наивном детстве мамы.


Здесь в комнате тепло, а за окном – зима.


И градусника ртуть сползает вниз как гамма:


От ноты дальше к ноте. И с себя снимать,


С прогулок возвратясь, избыток некий платья,


Как будто с кочана капустного листы,


Надоедает. Впрочем, время можно тратить


Еще каким-нибудь занятием пустым:


Страницы например перебирать, и с ленью


Бороться кое-как, глазея из окна


На зиму, и, когда осточертеет чтенье


Вконец, плеснуть в стакан нескучного вина.

Смотрю на метель из окна

Вот опять заметает в конце февраля.


Но отсюда – куда в нас метели летят –


После тихого «бля», после звонкого «ля»


Зажигалки «Дюпон»,


Еле слышно, как ветры там тонко свистят,


За стекольцем оконным; скулят и визжат,


И отступишь лишь шаг от окошка назад –


Тишины слышишь звон.


Там, снаружи, подсказки стирает метель.


Все дорожки, тропинки, следы замело;


Ни земли, ни деревьев, ни звезд в темноте,


И в снегу не видать.


Тонкой струйкой пустив сигаретный дымок –


Так, корабль обреченный, сигнал подает,


Только, вместо того, чтоб спуститься на дно,


Отправляешься спать

* * *

Бродяжная, Улиссова тоска


Горчичным цветом все вокруг покрыла,


И связи стали тоньше волоска,


И чувствуешь, как все давно постыло.


Постыли все предметы. За окном


Невыносимо мокрое пространство.


Противна тишина, стакан с вином,


И раздражает даже мысль о пьянстве…


Прохладно в доме, ибо в октябре


Здесь бьют истопники еще баклуши;


Теперь темнеет рано во дворе,


И тишина, как сплетня лезет в уши.


В груди так пусто… Виснет лампы ком


Послушным факелом у изголовья;


Пусть сон порхает рядом мотыльком,


Я не предам бессонное сословье!


Как тяжело в квартире одному,


Но общество – еще, пожалуй, хуже!


И только стоит веки мне сомкнуть,


Как ветром вдруг закладывает уши,


И где-то волны темные шумят,


И парус ветра зачерпнул холстиной;


Всю ночь костры бессонные горят,


И утра ждут отважные эллины.

Ялте

Нет ни фелюг, заполненных хамсой,


И серебристо-толстые кефали


К заморским берегам откочевали,


А на прилавках – чебурек с самсой.


И рыба, да и люди здесь не те,


Что раньше были: строят всюду «виллы»,


Черствы, грубы, как варвары Атиллы,


Безжалостны к природной красоте.


Кто был тут прежде, может вновь узреть


Все тоже море, небо, чаек, горы;


Да в зданьи сером заседают воры,


А надо бы им «на Морской» сидеть.


Давно нет магазина «Океан»,


И рынка, говорят, не будет скоро


(Дай Бог, что это – только разговоры),


И очень дорог нынче стал калкан…


Бывает, очень хочется завыть:


«Не стой, а проносись скорее мимо


Мгновенье, может, ты неповторимо,


Но лучше бы тебе прекрасным быть!»

Игрок, разорившийся на бирже

Эти черточки мне заменили слова,


Только ими одними полна голова;


Точно призраки денег мелькают, манят,


За собою влекут, будто дразнят меня.


И танцуют, танцуют… То белый носок


Опускают, то черный – я весь изнемог


В этом танце и чувствую: нет больше сил!


То, что было когда-то, все-все я спустил…


Ну и славно! Теперь обрету я покой


(Танцам этим конец!) под водой, под землей…


Я был, правду сказать, никудышный танцор,


Но теперь это вздор, но теперь это вздор.


Я очнулся от сна? Только как же мне быть,


Как без черточек этих теперь мне прожить?

Казино

В недремлющей игорной зале


Судьбы вертелось колесо.


Крупье привычно запускали


Из пальцев шарик и висок,


Того, кто утром нищим станет,


Еще пульсирует, живет,


И жилкой, точно в барабаны,


В натянутую кожу бьет…


За стенами casino серый


Рассвет ползет, а здесь, внутри,


Игрок сидит белее мела,


Судьбу не в силах превзойти.


Уже проиграно так много,


А манит дальше гиблый рок


И, стиснув голову, игрок


Следит за шариком: виток,


Еще, еще, последний… Но,


Все будто замерло, и странно


Подмигивает вдруг обманный,


Зеленоватый глаз «зеро».

Причина телефонного звонка (который раздастся чуть позже)

я сидел в маленькой комнате


по исцарапанному паркету


точно по контурной карте река


полз телефонный шнур струясь от


аппарата брошенного на кровати


я читал под вольтами лампочки


освещавшей страницы книги меня


на простом стуле (его неудобство


не замечал увлеченный чтением)


старый паркет вопиющий о ремонте


Перейти на страницу:

Похожие книги

Недосказанное
Недосказанное

Свободны от связи, но не друг от друга… Пришло время выбрать на чьей ты стороне… Внешне Разочарованный дол – это тихий английский городишко. Но Кэми Глэсс известна правда. Разочарованный дол полон магии. В давние времена семья Линбернов правила, устрашая, наводя ужас на людей с целью их подчинения, чтобы убивать ради крови и магических сил. Теперь Линберны вернулись, и Роб Линберн собирает вокруг себя чародеев для возвращения городка к старым традициям. Но Роб Линберн и его последователи – не единственные чародеи Разочарованного дола. Необходимо принять решение: заплатить кровавую жертву или сражаться. Для Кэми это больше, чем простой выбор между злом и добром. После разрыва своей связи с Джаредом Линберном она вольна любить кого угодно. И кто же будет ее избранником?

Нина Ивановна Каверина , Сара Риз Бреннан

Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / Поэзия / Cтихи, поэзия / Стихи и поэзия
Руина
Руина

Роман украинского писателя Михайла Старицкого (1840-1904) «Руина» посвящен наиболее драматичному периоду в истории Украины, когда после смерти Б. Хмельницкого кровавые распри и жестокая борьба за власть буквально разорвали страну на части и по Андрусовскому договору 1667 года она была разделена на Правобережную — в составе Речи Посполитой — и Левобережную — под протекторатом Москвы...В романе действуют гетманы Дорошенко и Самойлович, кошевой казачий атаман Сирко и Иван Мазепа. Бывшие единомышленники, они из-за личных амбиций и нежелания понять друг друга становятся непримиримыми врагами, и именно это, в конечном итоге, явилось главной причиной потери Украиной государственности.

Александр Петрович Пацовский , Михаил Петрович Старицкий , Михайло Старицкий

Историческая проза / Cтихи, поэзия / Стихи и поэзия / Проза