Ночные тени (сборник)

– Одна бабка живёт. Муж помер, сын в армии. То-то она тебя пустила, в форме. Повезло.

Через десять минут они были при трофеях.

– Повезло, да не совсем, – подвёл итоги Шатун. Он уже был в костюме: сером, элегантном, в лёгкую полоску. Светло-голубая рубаха и серая же шляпа дополняли его. Нашлась и обувь – туфли слегка жали, но терпеть можно было. Покойный хозяин, видно, был ему под стать. Не оказалось только документов. Зато Шнурку документы нашлись. Главарь, нашедший паспорт, бросил его курсанту:

– Держи ксиву. Ты теперь Юрий Михайлович Гончар. Лет на пяток помоложе, но сойдёт на первое время. Не будешь дураком, скоро поменяешь.

А вот одежда Юры Гончара Шнурку не подошла. Может быть, в солдатах парень и возмужал, но до армии явно был худенький и невысокий: из брюк и пиджака смехотворно голые высовывались конечности Шнурка.

– Клоун, – покачал головой Шатун. – Будь лучше курсантом. До вечера можно. Потом раздобудем тебе штатскую одежду, а мне паспорт. И ночью, самое позже утром будем рвать отсюда в разные стороны. Деньги теперь есть, далеко хватит уехать.

Деньги и вправду они нашли быстро. В серванте, в чайнике от сервиза, лежали родные купюры и доллары – приличная сумма. Перед самым уходом они оба побрились в ванной электробритвой, и Шатун приказал:

– Давай-ка бабку сюда, в ванную перетащим.

Шнурок понимал зачем: струйка крови из пробитой головы уже почти дотекла до входной двери. Бросив тело на пол в ванной комнате, курсант сказал:

– А если ещё жива?

– Вряд ли, – ответил элегантный мужчина средних лет. – Но даже если ещё дышит, через полчаса перестанет. Кто её хватится? Соседи? Через день-два-три. А мы дверь на замочек – хлоп, и защёлкнем…

Он был в хорошем настроении. Напряжение отступило и теперь казалось почти вероятным то, что он сумеет уйти далеко, и начнётся иная жизнь, и он будет иным, и никогда больше…

Теперь они могла зайти куда-нибудь поесть, – и это сейчас было главным. Первое кафе, куда сунулись, оказалось «сладким»: кофе, мороженное, взбитые сливки… двум изголодавшимся мужикам делать там было нечего. Зато другое, тоже под вывеской «Кафе», оказалось столовой. Заставив стол у окна тарелками, они сидели среди других людей, а совсем недалеко, в двух кварталах, на узорчатой плитке ванной комнаты лежала женщина с проломленной головой. Но ни тот, ни другой даже не вспоминали о ней. Шатун обратил внимание, что сидящие за соседними столиками, стоящие в очереди люди посматривают на них улыбчиво и доброжелательно. «А верно, – подумал он, – какая картинка!» И сказал Шнурку:

– Хорошо смотримся мы с тобой. Вроде любящий папаша приехал навестить сынка-курсанта. И вот они вместе проводят воскресенье.

Шнурок захлебнулся компотом, и Шатун ласково – на публику, – похлопал его по спине: мол, будь осторожен, сынок… А ведь есть у него сын – подумал вдруг. Редко вспоминал о нём, ни к чему было, а вот сейчас пришлось к случаю. Возрастом помоложе Шнурка – как тот парень на паспорте. Тоже, небось, в армии сейчас… Так ярко в памяти всплыло: жаркий день, скрип двери, жена на кровати приоткрыла глаза. «А, пришёл…» – и отвернулась от его опухшего от трёхдневной пьянки лица к стене. В сенях он еле успел сунуть в тёмный угол ружьё, потому что с улицы заскочил белоголовый малец и радостно обхватил его: «Папка!» Он нащупал попавшие под руку удочки, ткнул их сыну: «Ты, Толя, иди на речку, я сейчас тебя догоню». Мальчишка выбежал, весело оглянулся, махнул рукою: «Скорее!» Он тихо прикрыл дверь, взвёл курок и снова пошёл в комнату, где спала жена. Приставил дуло к её голове… Да, к сыну, ненавидящему его, ехать смысла нету. В другую сторону надо, подальше, поглуше. Сегодня же он, забывший своё имя и сам зовущий себя Шатуном, уедет от этих мест.

Радостное чувство уверенности крепло в нём, всё получалось удачно, даже случайно скомбинированная легенда – курсант-сынок и приезжий папаша, – играли на них. Те, кто их разыскивает, вряд ли обратят внимание на такую добропорядочную пару. Сытые и умиротворённые, они ходили по аллеям центрального городского парка. Здесь, среди множества гуляющих горожан – молодёжи, бегающей ребятни, стариков-шахматистов лучше всего было дождаться вечера. Съели, сидя на лавочке, по мороженому и, от нечего делать, пристроились к длинной очереди на подвесную канатную дорогу. Шнурок, в былые годы много раз ездивший на канатке, захотел вспомнить юность, и Шатун согласился: ему тоже стало интересно. Потом они планировали пойти в кино здесь же, в парковом кинотеатре, уже затемно, в этих аллеях, вновь попытаться удачи перед длинным рывком в разные концы. Ловко запрыгнули с бетонной платформы в пустую, мчащуюся без остановки кабину, поехали, поднимаясь всё выше над кустарниками, берёзами, вровень с высокими кронами дубов и тополей, ветер освежал лица, было весело глядеть вниз на открывающуюся панораму города… И в это время кабина дёрнулась – раз, другой, третий, – и остановилась, слегка покачиваясь на тросе.