Ночные трамваи

Клык хорошо его экипировал, купил бежевый с коричневыми разводами спортивный костюм, кроссовки на липучках — обувь эта оказалась удобной, в ней легко было ходить. Сам он мало заботился о своей внешности, что бывает с людьми, уверенными в себе; к тому же он был высок, каштановые волосы с проседью еще оставались густыми, только на лбу образовались две полукруглые ровные залысины. «Ты красивый мужик, — говорила ему Соня. — И подбородок с ямочкой. Это очень симпатично. И нос римский. А вот губы слишком тонкие. Говорят, это у злых». Он смеялся: что же это она за столько лет не смогла определить, какой он. Но потом, когда ее не стало и он вспоминал пережитое с ней, то подумал: «В самом деле, добрый или злой?»

В первый же день на Рижском взморье ему сделалось тоскливо, и он запаниковал, решил — надо найти занятие, хотя не хотелось даже читать. Стал размышлять все о том же, что волновало его последнее время; если кто-нибудь из деловых людей, что окружали его, узнает о его мыслях, то удивится или же воспримет это с издевкой. Но Павел Петрович ничего не мог с собой поделать, ему все казалось — он никак не может добраться до сущности неудач отрасли, да и не только ее. Однажды подумал: промышленность — это вовсе не то, как ее воспринимают, а живая система, словно пчелиный улей или муравейник, это прежде всего сообщество людей, где каждый выполняет свою функцию, а заводы — лишь средства производства, позволяющие обеспечить этому сообществу необходимое. А коль живая система, то, значит, как и положено живому, обменивается с окружающей средой энергией, веществом и информацией, ей присуща, как всему живому, способность создавать порядок в противовес хаосу; стремление к гармонии — ее движущая сила. Если же хаос начинает одолевать, значит, в живой системе нарушены единство, целостность, смещены пропорции, она больна и не находит источника излечения в окружающей среде, потому ей не на кого надеяться, она может искать лекаря лишь внутри себя.

Павел Петрович понимал: мысли эти нечеткие. Наверное, единственный, кто мог бы ему помочь в них разобраться, это Семен Карлович Новак. Тот любил такие размышления, любил ошарашивать ими людей. Но Новака не было в живых…

— Извините, пожалуйста, вы не присмотрите за вещами?

Он очнулся и увидел невысокую женщину в желтом махровом халате, с пластиковым пакетом в руках. Он взглянул на скамью, на ней сидели тесно.

— Да, конечно, — согласился он.

Она поставила пакет у его ног, быстро сбросила халат, кинула на песок и побежала к морю. Купающихся было мало, он запомнил, когда выходил на пляж, что на светящемся табло значилось: вода 14 градусов.

Женщина бежала долго, сначала по песку, потом по мелководью, у нее были несколько коротковатые ноги, обнаженная спина покрыта ровным загаром, волосы упрятаны под шапочку. Наконец она достигла глубины и поплыла, над морем висел серебристо-серый туманец, и вскоре женщина словно растворилась в нем. Он вглядывался напряженно, даже заслезились глаза, но никого не увидел, женщина появилась внезапно, потом встала, словно выросла из воды, глубина была немного ниже колен. Она побежала, чуть вскидывая в стороны ноги, брызги разлетались от ударов ее ступней. Еще в воде, неподалеку от влажной песчаной кромки, она сорвала с головы шапочку, густые темно-русые волосы рассыпались по плечам. Сейчас он разглядел ее всю: скорее всего, ей было около сорока, чуть курносая, с полноватыми губами.

Женщина подбежала к Павлу Петровичу, засмеялась:

— Ух, здорово!

Было в ней что-то Сонино, он не сразу смог определить, что же именно, потом углядел чуть насмешливую улыбку и эти доверчивые глаза, да и рост… Ну конечно же она была очень похожа на Соню, та тоже любила купаться в холодной воде, да, пожалуй, и повела бы себя так же, когда была моложе, — сунула бы свои вещи первому встречному и помчалась к воде. Соня была лишена высокомерия и комплексов, если она чем и обескураживала, то непосредственностью.

— Как вас зовут? — невольно улыбнувшись, спросил Павел Петрович и не удивился бы, услышав в ответ: «Соня», — но она сказала:

— Нина. А что?

— Хотите, побродим вместе?

— Хорошо. Только я переоденусь… Я рядом живу, в пансионате. Видите деревянный домик за соснами? Седьмой корпус… Я мигом! — И она опять сорвалась с места.

Павел Петрович не успел сигарету выкурить, а Нина уже шла к нему в легких беленьких брючках и розоватой кофточке.

— Тронулись? — спросила она.

— Тронулись, — согласился он, и они двинулись по плотному песку.

— Я сейчас бежала и ругала себя: человек сидел, размышлял о чем-то, а я вторглась… Вот тут писатели живут. Вы оттуда?

— Нет. Ведь не одни писатели размышляют.