Ночные трамваи

Все так, соглашалась Светлана, все так, но она в науке привыкла проверять все сама и если уж решилась это сделать ныне и приехала сюда, то отец обязан ей помочь. Надо начать со свидетелей, пусть они снова расскажут, как все было, не перед судом, а ей самой, только пусть расскажут всю правду. Не каждый из них на это пойдет, а ради Светланы, может быть, и никто не пойдет, но ради Петра Петровича Найдина… Ну почему не попробовать, отец?! Да, конечно, она знает, как Найдин доверяет официальным лицам, особенно в таком деле, как суд, в нем это от армейской жизни… Но ведь надо только проверить. Если убедятся, что суд был праведный, что все произошло на самом деле, как это написано в приговоре, они отступятся, смирятся с тем, что Антон преступник, и им придется лишь ждать и надеяться, что его отпустят досрочно, и верить: он не сломается. Но если они не попробуют отыскать истину, то сами себе не простят, ведь сомнения уже зародились, они зародились там, в таежном поселке на берегу реки, в комнате, окрашенной в серое, когда Антон шептал: не верь никому… не верь… Ты же знаешь, отец, Антона, разве он мог бы поклясться ей в неправде?

Все, конечно, бывает, согласился он, все бывает, не среди ангелов живем, он это понимает, но… у него нет опыта в таких делах. А она сказала: опыт есть, он только сам не замечает, какой у него богатый опыт, ведь столько лет жители Третьякова и его окрестностей несли ему свои горести, он копался в них, невольно отличая правду от лжи, чтобы суметь помочь безвинно обиженным. Они привыкли верить в него, эти люди, а среди них были и такие, которых покруче сворачивали, чем Антона, пусть дело и не доходило до суда, но, чтобы перебить хребет человеку, порой иногда хватает и дурного слова. Сколько же всего такого навидался отец?

Но Найдин тоже был упрям, так они ни о чем не договорились вчера, и сейчас, когда она пила чай, то мысленно возвращалась к вечернему разговору и первое возбуждение, улегшееся было после телефонного звонка Матвея, вернулось к ней. Почему старый упрямится?.. Боится, что если вдруг и в самом деле окажется — Антон полностью невиновен, то он будет выглядеть чуть ли не соучастником тех, кто упек его за решетку, потому что поверил этой сволочи из-за их официальных постов и должностей?.. Если это так… В ней все более и более разрасталось раздражение. Внезапно она увидела лицо отца, он сел напротив нее к столу.

На этот раз она взглянула на него без улыбки.

— Что ты за ночь надумал?

У него все еще был упругий взгляд непоблекших зеленых глаз с желтизной, он чуть склонил почернелую лысую голову, усмехнулся:

— А что я надумал?.. Все то же…

— Значит, — сказала она, — ты не хочешь мне помочь?

Может быть, зря она так сказала, сразу став суровой и резкой, ведь отец тоже не любил, когда так с ним разговаривали, но он словно бы и не обратил внимания на ее тон, сказал, стараясь быть спокойным:

— Я раненько звонил Зигмунду… Лосю. Ты знаешь. Он ведь областной прокурор… Я и раньше к нему…

Да, она знала этого старого отцовского приятеля, знала, какая тяжкая доля в свое время ему выпала, но почему-то совсем упустила из виду, что Лось занимает такой пост, пожалуй, потому, что в последние годы не помнила вообще о нем, да Лось в таком возрасте… Но ведь и другие служат, на еще более высоких постах… Однако же упоминание о Лосе насторожило Светлану. Она ждала. Отец прокашлялся, сказал скрипуче:

— Фетев-то у него сейчас замом. Да не в этом дело, — сам себя перебив, поморщился отец. — Лось-то дело Антона напросвет знает. Сказал твердо: в нем все верно. Все! И Антон… — Тут отец вскричал, как от боли: — Ну что я могу поделать, коль Антон на соблазн пошел?!..

— Не пошел! — тут же вскрикнула Светлана.

— Да разве мне Зигмунд врать будет, ну сама посуди?

— А плевать я на него хотела!.. Не было ничего с Антоном. Не было!

Отцу и в самом деле было больно, лицо его перекосилось, он прижал ладонь к щеке, потому что она дернулась в тике, но то злое упрямство, что утвердилось в ней, перехватило дыхание, она мгновенно вдруг почувствовала: если поверит отцу, поверит Лосю — всему тому, что сейчас говорилось, то может отступиться, а если это произойдет, она сама себя зачеркнет. Такого четкого, ясного ощущения ей еще не приходилось испытывать, и оно укрепило в ней решимость проверить все самой.

Она посмотрела на отца, как сидел он, словно усохший, сделавшийся сразу щуплым, и невольно вспомнила слова Сергея Кляпина об отце, что ныне он не более как «суетной мужичонка» и «толку от него ну никакого»; когда говорил это Кляпин, она смолчала, ей надо было дать выговориться этому балаболу, потом эти слова забылись, а сейчас вспомнились, и Светлана уж окончательно рассвирепела.

— Ну и черт с вами! — закричала она. — Я сама… сама до всего докопаюсь. Антон тоже не из тех, кто врет. Может быть, он почестнее твоего Лося. А он мне поклялся, самой жизнью, матерью, любовью, всем самым святым поклялся — не виновен!

Отец вскинул голову, хотел что-то сказать, но она не дала, грохнула тарелкой об пол:

— Да идите вы все!.. Я сказала: сама!