Ночные туманы

На кораблях, выведенных за Константиновский равелин, вспыхивало пламя. Корабли окутывало едким дымом, и они оседали то на нос, то на корму, то ложились на борт, как тяжелораненый человек.

Корабли умирали, как люди. И как по людям, по ним плакали моряки, потерявшие в жизни самое дорогое.

Матросы, боцманы, прослужившие десяткж лет, со слезами стояли на Приморском бульваре, сняв фуражки и бескозырки.

- Мне кажется, меня ударяют кувалдой по сердцу, - сказал мрачно Сева.

Васо подтвердил:

- Представь, дорогой, и мне пришла в голову точно такая же мысль. Что теперь будем делать?

- Ждать, - сказал я.

- Сколько ждать?

- Придет Красная Армия, будет и флот.

- Не сразу?

- Конечно не сразу, - И не скоро?

- Возможно, не скоро. Но флот все же будет.

- Ну что ж, - вздохнул Васо. - Мы еще молодые, у нас время есть подождать. А вот у них, - он кивнул в сторону усачей-боцманов, - времени мало...

В Южной бухте вдруг раздался чудовищный взрыв - взлетел к небу транспорт, на котором собиралась уйти в море контрразведка. Взорвался за пять минут до отхода вместе со всеми контрразведчиками и Поднебесным. Многими гадами стало меньше на свете.

В городе творилось нечто невообразимое. Все скатывалось в порт - обозы, генералы, дамы, сундуки, чемоданы, солдаты. Беглецы грузились на пароходы, опережая друг друга, ругаясь на всех языках. Я видел, как офицер, еще вчера водивший шикарную женщину под ручку в кино, сегодня ловким ударом столкнул ее со сходней. Я видел, как сундуки, чемоданы летели в грязную воду. Видел в последний раз Тину: ее отец, адвокатлиберал, бежал в капиталистический мир, держа одной рукой дочку, другой - саквояж. Я подождал, пока они поднялись по сходням и пароход, отвалив от пристани, тяжело сдвинулся с места.

На здании бывшего городского совета кто-то успел развернуть огромное красное полотнище. И флаг трепетал, развеваемый морским ветерком.

В Севастополь пришла Красная Армия. Конники первыми одолели Чонгар, перешли вброд Сиваш, победным маршем пересекли Крым.

На бешеном скаку на площадь у Графской пристани ворвались всадники в. гаишаках-шлемах, разгоряченные, буйные. Командир эскадрона, матрос, слез с норовистого каракового коня, снял бескозырку с георгиевской ленточкой, низко поклонился толпе, толпа расступилась, и он спустился по отлогим ступеням пристани к самой воде.

- Здравствуй, море мое! Вот и свиделись с тобой, милое, - сказал он прочувствованно.

К нему подошел боцман, толстый, с коричневыми усами:

- Вернулся, Варсонофий?

- Как видишь, - ответил командир эскадрона и протянул руку боцману.

- А корабля твоего больше нет. И флота нет. - Боцман заплакал.

- Будет, - обнял его командир эскадрона.

- Будет флот у нас, будет! - уверенно подтвердили многие голоса.

И вот это твердое "будет флот" убедило нас окончательно, что станем и мы моряками.

В мастерских прибавилось работы. Несколько старых буксиров надо было срочно переоборудовать в тральщики: в море было накидано множество мин.

В Севастополе голодали, и на базаре за все драли - втридорога, даже за ставридку, султанку, которым всегда была грош цена.

По вечерам из опустевших казарм флотского экипажа какие-то темные личности тащили матросские койки, кастрюли, бачки, унитазы и угрожали оружием тем, кто пытался их задержать.

Словно ветром сдуло с Морской и с Нахимовского нарядную толпу. Редкие прохожие, торопясь, жались к стенам.

В мастерские приезжали обросшие незнакомые красноармейцы, многие с орденами Боевого Красного Знамени. И только, заговорив с ними и тщательно к ним приглядевшись, старики наши Мефодий Куницын и Аристарх Титов, или Любка-артистка, или кто-нибудь из нас, членов Союза, восклицал:

- Ба, да ведь это Сашко!

Или:

- Петро, до чего же ты вырос!

И тогда Сашко или Петро, человек бородатый, доставал из кармана видавшей виды гимнастерки партийный билет, а из него бережно сохраненный белый квадратик:

"Союз молодежи гор. Севастополя. Членский билет №..."

Жизнь налаживалась, и уже существовал горком партии. Дорогие сердцу билеты нам заменили другими, еще более желанными: мы стали членами Российского Коммунистического Союза молодежи. Для того чтобы обменять билет, надо было рассказать о себе все, не утаивая. Все, что мог рассказать о себе каждый из нас, могло показаться неправдоподобным хвастовством.

И потому говорили коротко. У неразлучной троицы была одна биография на троих:

- Выполнял все задания Союза. Расклеивал прокламации и листовки. Ну еще... да вроде больше ничего не было.

Мефодий Гаврилыч, сидевший в президиуме, добавил:

- По решению партии ликвидировали предателя.

И сказал тут же:

- Подробности, полагаю, излишни.

Нас спросили:

- Кем хотите вы быть?

- Моряками.

- Что ж, добро, - оглядел нас сидевший в президиуме поджарый моряк, вновь назначенный командующий флотом. - Нам такие ребята нужны. На тральщик пойдете служить?

- Пойдем!

Уныло было в ту пору в севастопольских бухтах. Повсюду торчали мачты потопленных кораблей. Уцелели лишь две-три ветхие подводные лодки опустишься на них под воду, пожалуй, и не всплывешь, да обросшие плесенью деревянные катера.