— Все теперь живут на аэродроме, — сообщил нам сторож. — Сюда заглядывают редко. Сейчас горячая пора — полеты.
Мне никак не хотелось сразу же уходить из клуба. Ведь именно здесь, в этих стенах, я познавала основы авиации. Вот в ту дверь вошла тогда, в сентябре 1938 года, и, робея, подала заявление с просьбой зачислить в летную группу. А вот из этой двери вышла через год с удостоверением пилота. В той комнате был самолетный класс, где впервые, как большое откровение, увидела крыло в разрезе…
— Может, вы зайдете в «комнату славы»? — предложил сторож.
Комната оправдывает свое название. Здесь рассказывается о славных делах и подвигах воспитанников аэроклуба. Подошли к широкой, почти во всю стену, фотовитрин» Героев Советского Союза, которые получали путевку в небо в Саратовском аэроклубе. В центре, на почетном месте — Юрий Гагарин. Улыбается своей неотразимой, «гагаринской» улыбкой, которая покорила весь мир. Как не гордиться клубу таким воспитанником — первый человек, поднявшийся в космос!
Галерея портретов довольно большая — 25 человек. Нелегким путем пришли эти парни в комнату славы своего аэроклуба. А некоторые погибли со славой. Вот Виктор Рахов. В 1939 году участвовал в боях на Халхин-Голе, сбил семь японских самолетов. В воздушном бою был смертельно ранен, но сумел привести самолет на свой аэродром.
Посадил и скончался. Василий Рогожин сражался с первых дней Великой Отечественной войны, сбил семнадцать самолетов противника. Погиб при обороне Киева, устремившись в неравный бой с врагом. Иван Поляков преградил своей жизнью путь немецкому бомбардировщику — когда кончились боеприпасы, пошел на таран.
«Но мертвые, прежде чем упасть, делают шаг вперед», — припомнились строки Николая Тихонова. У героев этот последний шаг — в бессмертие. И не будь таких шагов, не было бы и взлетов в космос.
Вечером, несмотря на проливной дождь, отправились к Лиде Демешовой. Не ломать же планы из-за капризов погоды! Тем более что Лида ждала нас. Приехала туда и Ольга Клюева — тоже, как и Лида, из бывших штурманов. Засиделись допоздна. Расспросам и рассказам не было конца. И было много «а помнишь?..»
Ольга Клюева работает инженером. Она все такая же, как и раньше, немного флегматичная, острит с самым серьезным видом, говорит без всякой дипломатии. За последние годы несколько раз была за границей.
— Поездить, посмотреть — это полезно, — говорит она. — Но мне потом мой Саратов становится милее во сто раз.
Во время беседы я обратила внимание на то, что у Лиды левая рука менее подвижна, чем правая. Поймав мой пристальный взгляд, Лида пояснила:
— Ранило меня в Белоруссии, помнишь? Сухожилие повредило…
— Это тогда, днем, при перелете на новую площадку?
— Вот, вот… Мы летели с Клавой Серебряковой. Курс лежал вдоль Минского шоссе. И вот, где-то в середине маршрута на нас свалился «фоккер», дал очередь и ушел в сторону солнца. Изрешетил весь гаргрот, а мне в руку осколок попал. Мы сразу изменили курс и сели на полянке. За нами летел самолет из другого полка, и его тоже клюнул фашист. Поджег. Так больно было смотреть на гибель товарищей… Когда мы прилетели в полк и начали выгружать из гаргрота вещи, то они оказались все посеченные. Пострадала и Клавина мандолина. Клава так переживала! «Лучше бы, — говорит, — ранило меня, чем мандолину.). Вот с тех пор левая рука у меня почти бессильна.
— А как же ты дергала потом за шарики бомбосбрасывателей?
— Правой.
— Это ж неудобно — правой рукой с левого борта!
— А что делать? Меня могли бы отстранить от полетов, если бы призналась.
И вот так многие у нас — скрывали свои недуги из-за опасения, как бы не отстранили от полетов.
Лида и Ольга много расспрашивали нас об однополчанках, которые живут в Москве. Интересовались, как будет организована «большая встреча» всего полка в будущем, юбилейном 1965 году.
— Мы обязательно приедем. Хочется повидаться с девчонками.
— Какие же мы теперь девчонки? — смеемся.
— Возраст определяется не годами, а насколько сам себя чувствуешь, говорит Ольга. — Когда же я встречаюсь с однополчанками, то, ей-богу, чувствую себя девчонкой.
— Значит, почаще нужно встречаться!
Утром поехали на кладбище, на могилу моей мамы. Порывистый ветер нагонял рябь на лужицах после вчерашнего дождя. По небу в смятении бежали кучевые облака. Деревья шумели. Погода была под стать моему душевному состоянию.
Тяжело бывать на могиле матери, хотя со дня смерти прошло уже тринадцать лет. Горечь и боль утраты возобновляются с прежней силой, когда подходишь к надгробью. Положили цветы к небольшому белому памятнику. Сели на скамеечке. Здесь, в густой заросли деревьев, было тихо.
…Рано ты, родная, ушла из жизни.
Что такое мать, мы осознаем полностью только, наверное, тогда, когда теряем ее навсегда. А до этого трагического момента, кажется, и не замечаем всех благ, которые она нам дает. Дает так много, что человечество всегда в неоплатном долгу перед Матерью. Но в отличие от всех кредиторов мира Мать никогда не требует возврата долга.