Ночные ведьмы

Вспомнился один случай, происшедший в нашем полку здесь, на Кубани. Однажды ночью во время боевой работы на старте вспыхнул пожар - из-за каких-то повреждений в электропроводке загорелся самолет. Рядом, крыло в крыло, стоял самолет летчицы Марины Чечневой. Полностью заправленный горючим, с подвешенными бомбами. В один миг Марина оказалась около своего самолета, приподняла его за хвост и одна откатила машину на безопасное расстояние. Когда же пожар был ликвидирован, то потребовались усилия шести девушек, чтобы поставить самолет Чечневой на прежнее место. Мы несказанно удивились, узнав, что несколько минут назад Маринка одна тащила груженный бомбами самолет.

- Ну и богатырь! - шутили над ней.

"Богатырь" - среднего роста, весом меньше "полсотни", - сама не понимала, как это ей удалось. Она удивленно глядела то на самолет, то на нас, хлопая длиннющими мохнатыми ресницами.

Переходим из класса в класс.

- Вот тут жила наша эскадрилья, - говорит Руфа. - Как будто все это было вчера... Только вместо парт - постели. На нарах, подряд.

Здесь утром 1 августа 1943 года восемь постелей оказались незанятыми 4 экипажа сгорели над целью. Восемь молодых, хороших девушек. Упомяну имена всех. Ведь если мы, их боевые подруги, не вспомним о них, то кто же еще сделает это?

Погибли при выполнении боевого задания: летчица Аня Высоцкая со штурманом Галей Докутович, Женя Крутова с Леной Салимовой, Женя Сухорукова с Сашей Роговой и Валя Полунина с Ирой Кашириной.

Страшная незабываемая ночь. Как сейчас вижу: далеко впереди несколько лучей прожекторов схватили самолет. Держат. Ведут... Но почему нет обстрела? Зенитки и пулеметы подозрительно молчат. Вдруг вверху, из темноты, недалеко от освещенного ПО-2 - красная ракета. Потом короткая очередь вражеского ночного истребителя. ПО-2 вспыхивает. Падает, падает... На борту рвутся ракеты. Через несколько минут - та же картина. Потом еще. И еще.

Мы были потрясены. Таких потерь полк не знал.

Нужно было вырабатывать новую тактику. Ее подсказала сама ситуация раз против нас бросили истребителей, то единственное спасение - малая высота. Истребитель побоится снижаться ночью. А мы можем. Пусть стреляют зенитки и пулеметы - они не так страшны, как огонь истребителя, который бьет без промаха по близкой освещенной цели.

Тяжелая утрата вызвала глубокие и печальные раздумья. У меня впервые за время войны появилась какая-то... неуверенность, что ли.

До этого я летала с легкомысленным убеждением, что меня никогда не убьют. Пусть ранят, пусть собьют, но не убьют. А теперь поняла, что можно погибнуть.

Как-то вечером, вскоре после той траурной ночи, я присела в саду под яблоней и написала что-то вроде стихов. На мой теперешний взгляд, от них попахивает пессимизмом. Что ж, случалось и так, что без особых надежд заглядывали в будущее. Вот эти стихи:

Вечер. Сад. И луч заката.

Тополя у нашей хаты.

Деревенские ребята,

Голосистые девчата...

И не верится, что рядом, 

Километров пятьдесят, 

Рвутся бомбы, бьют снаряды,

Трассы пуль в зенит летят.

И не верится, что ночью

В пекло адово пойду.

Что сгорю звездой полночной

И с заданья не приду.

И не верится, что после,

Как при мне и без меня,

Будет так же: в окнах отсвет,

Песни, сад... И тополя...

Припомнились строки из дневника Гали Докутович:

"Девушки вчера летали бомбить аэродром в Гостагаевской. Там "миллион прожекторов". И Наталке Меклин они сегодня снятся. Проснулась и села на кровати. "Натка, ты чего?" - "Понимаешь, не могу крепко заснуть - все время прожекторы снятся".

Нам всем до сих пор снятся иногда военные ночи: черной небо, слепящие лучи прожекторов, вспышки разрывов зенитных снарядов, пламя горящих самолетов. Просыпаешься с колотящимся сердцем. Потом с облегчением вздыхаешь: хорошо, что это только сон!

Но и наяву, случается порой, тоже бывают бои. Правда, совсем уж другого рода.

Лет десять назад мы с мужем жили в маленькой комнатке многонаселенной коммунальной квартиры. Жила там одна женщина - ее все не любили за злой язык. Стою я как-то в общей кухне, варю кашу пятимесячному сыну. Вошла та женщина. Я, как и все жильцы, взбегала вступать с ней в беседы, но у нее была странная манера - рассуждать вслух, вызывая, таким образом, присутствующего на разговор. Так было и в тот раз.

- Гм, - усмехнулась она, вроде как отвечая на мой слова, - "воевали!" Знаем, как вы воевали и за что ордена получали!

Словно кипятком плеснули мне в лицо. Мгновенная вспышка гнева затмила разум. И не помню, как так получилось: рука, в которой я держала ложку, мелькнула в воздухе и...

- Караул, убивают! - завизжала злоязычница не своим голосом.

Она преувеличивала, конечно. Никто но выбежал на ее крик.

Я понимаю, что поступок мой был некрасивым. Но почему меня не мучает раскаяние? Наверно, потому, что мы до сих пор видим во сне войну. И еще потому, что нет сейчас среди нас таких славных девчат, как Дуся Носаль, Галя Докутович, Полина Белкина, Тамара Фролова и много других...