Ночные ведьмы

Едва коснулись земной тверди, как тут же крепкие руки девушек-техников и вооруженцев ухватили наш самолет, чтобы не дать ему перевернуться; на земле бушевал настоящий ураган.

Часто на Таманский полуостров наползала седые, коварные туманы. Причем они ползли иногда вопреки всем предсказаниям метеослужбы.

А метеослужба в БАО была представлена молодым курносым пареньком, который на удивленье рьяно относился к своим обязанностям. Летчицы прозвали его «окклюзией»: он слишком часто употреблял это слово.

Обычно бывало так: вечером на аэродроме после постановки экипажам задачи метеоролог коротко сообщал прогноз погоды на ночь. Откровенно говоря, мы не очень-то верили этим прогнозам. «Полетим — увидим», — думали про себя.

В одну из ночей экипажи, возвращавшиеся с задания, начали докладывать, что с юга надвигается туман. Метеоролог с жаром доказывал, что этого не может быть.

Прилетел еще один экипаж — Зои Парфеновой.

— Товарищ майор, — докладывает она Бершанской, — с юга идет туман.

— Откуда он взялся? — воскликнул метеоролог. — У меня все данные нанесены на карте. Смотрите, вот теплый фронт, вот холодный, а там проходит фронт окклюзии…

— Товарищ майор, разрешите, я слетаю с ним. Пусть сам увидит, где окклюзия, — сказала Парфенова.

— Ну что ж, вези его, покажи, где ты там нашла туман. Прекратить на время выпуск самолетов?

Парфенова пригласила паренька занять вторую кабину и взлетела.

Вернулась она только утром, когда взошло солнце.

Как потом мы узнали от Парфеновой, она сначала полетела на юг. Там действительно был туман. Затем по просьбе пассажира повернула к Керченскому проливу — посмотреть, какая там погода. Тоже туман. Когда же вернулась домой, то и аэродрома уже не было видно.

— Где теперь садиться? — обратилась летчица к обескураженному пассажиру.

Тот только руками развел.

Километрах в пятнадцати от аэродрома находилась небольшая «лысинка» приподнятая местность, пока еще не закрытая туманом. Там и приземлилась Зоя Парфенова со своим примолкшим пассажиром, немало пережившим во время опасного ночного вояжа.

Больше метеоролог никогда с нами не спорил.

Как-то утром штаб дивизии приказал в срочном порядке выделить несколько экипажей для выполнения спецзадания: прошедшей ночью разыгрался сильный шторм, и два наших десантных катера, у которых вышло из строя управление, унесло в открытое море. Нужно было их найти.

Участок вероятного дрейфа катеров был разбит на секторы. Каждому экипажу — свой. Нужно было пройти «змейкой» на малой высоте и обшарить весь сектор.

Вскоре мы с Полиной были у своего самолета. Погода отвратительная: низкая облачность, плохая видимость. Воздух насыщен мельчайшей водяной пылью, которая мешала смотреть, дышать, забиралась под меховой комбинезон, пронизывала все тело. Собственно, именно потому, что видимость была плохой, и поставили эту задачу нам, авиации, так как посылать для розыска корабль при такой погоде не было никакого смысла.

Взлетели. Дошли до своего сектора. Беру курс «М» и веду самолет в открытое море. Прошло минут пять. Оглянулась назад — берега не видно. Кругом серая, гнетущая муть, а под нами рябая поверхность моря.

Когда под крылом самолета летчик видит горы, лес, воду, то есть местность, совершенно непригодную на случай вынужденной посадки, он начинает с напряжением прислушиваться к работе мотора. И нередко в такие минуты ему кажется, что мотор барахлит, — ухо улавливает какие-то посторонние шумы, нечеткий ритм, постукивание. Я чутко вслушивалась в гул мотора. Ничего подозрительного — работает ровно, мягко. Это немного подбодрило меня, и я стала внимательно рассматривать поверхность моря. Пустынно вокруг. Ни одной темной точки, которую можно было бы принять за судно.

— Пора разворачиваться, — говорит штурман.

С удовольствием меняю курс, иду к далекому, родному берегу.

Стараясь обнаружить в море какой-нибудь подозрительный предмет, мы с Полиной проглядели все глаза, но, кроме белесых гребешков волн, ничего не видели.

Вот и берег. Нужно разворачиваться и опять уходить в море. Глубоко вздохнув, будто перед прыжком в воду, опять беру курс на север.

Уже около трех часов рыскаем мы туда-сюда, но все безрезультатно. Настроение у меня было неважное: к не покидавшему ни на минуту чувству страха перед водой прибавилась досада из-за безуспешности поиска. Правда, кроме нас, в розыске участвуют еще шесть экипажей, но очень хотелось самой по возвращении доложить: «Судно обнаружено в квадрате таком-то».

— Прошло десять минут, кругом по-прежнему пусто, — докладывает штурман.

В этот момент я бросила взгляд на манометр масла и похолодела: стрелка стояла на нуле. Давно ли она так стоит и как шла к нулю — резко или плавно, — я не знала, так как сегодня почему-то мало обращала внимание на этот прибор. В голове пронеслась мысль: либо вышел из строя манометр, либо испортилась маслосистема, В последнем случае с минуты на минуту нужно было ожидать, что мотор заклинит, и тогда… тогда мы пойдем на дно к рыбам.

Круто разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов.

— Случилось что-нибудь? — спрашивает Полина.

— Давление масла на нуле.