Ночные ведьмы

…Самолет идет над морем. Впереди, на темной прибрежной полоске крымской земли, оранжевым глазом мерцает костер. «Сюда, сюда, — зовет он, я горю, у меня есть силы, но нужно поддержать их. Нужна пища, патроны, лекарства. Сюда, сюда…» Самолет бесшумно снижается, летит мотыльком на огонь. Вокруг костра падают, как спелые яблоки с дерева, мешки, ящики, почта. Вражьи пули стараются настичь ночной мотылек, но он, мелькнув легкой тенью, тает во мраке. Иной раз с неба вдруг раздается звонкий голос: «Полундра, бросаю патроны!» Тогда во дворе восторженно летят кверху шапки и бескозырки…

Мы стоим сейчас на том месте, где горел костер. Он давно погас, вместе с пожаром войны. Но в уме опять вдруг вспыхнул предупредительным желтым светом. Природа мудро поступила, наделив человека памятью. Жаль только, что некоторых она обошла. Но большинство людей помнят о военных кострах и, наверно, не допустят, чтобы они опять вспыхнули.

Руфа изучающе оглядывает двор и замечает:

— С воздуха он мне казался больше.

— Я тоже так подумала. Наверное, это потому, что мы повзрослели. А может быть, причина в деревьях, их ведь тогда не было около забора.

За школой низкий берег вскоре круто поднимается вверх почти отвесной стеной. Эта стена принадлежала в ту пору врагу, Людмила Маркелова в разговоре с нами упоминала про немецкий дзот, который, господствуя над местностью, простреливал почти каждый метр эльтигенской земли. Он и теперь, говорят, виден.

— Руфа, посмотри хорошенько вон туда, на обрыв, — прошу подругу, — то темное пятно — не дзот ли?

— Вероятно. Вот, кстати, и ответ на твои «где и почему».

И в самом деле: я заходила на костер вон оттуда, с юга, правым разворотом. Снижалась, снижалась… Дзот за хвостом. Вдруг — пулеметная очередь. В спину…

Невольно передергиваю плечами. Бр-р-р!

— Представила? — догадывается Руфа.

Покружили по двору, подошли к зданию. На двери табличка: «Керченская начальная школа № 6». Никого нет, дверь закрыта. Заглянули в окна — там все готово к приему маленьких керчан.

Недалеко от школы, у берега, стоит белый обелиск. На нем, кроме «Вечной славы героям…», мы ничего не нашли. Про десант — ни слова. Не ожидали. Неужели нельзя было уместить здесь несколько конкретных слов о защитниках «Огненной земли»? На песчаном берегу загорают, купаются десятка два отдыхающих. Тут же, против обелиска, в прибрежной полосе, из воды выглядывают остовы затонувших катеров или барж. На них в штормовую ночь приплыли с таманского берега отважные десантники и вгрызлись в немецкую оборону. Море давным-давно смыло кровь с песка, а жители захоронили убитых, и только черные остовы безмолвно свидетельствуют о драматических событиях военных лет. Но знают ли обо всем этом те вон отдыхающие? Вот ты, юноша в красивых плавках, лежишь на теплом золотом песке, из портативного приемника звучит веселая музыка. А ты знаешь, что двадцать лет назад твой сверстник лежал на этом же месте с гранатой в руке и на него лились не ласковые солнечные лучи, а свинцовые пули врага? Может быть, ты и не знаешь. А нужно, должен знать. Ведь ты — молодой гражданин Советского Союза, и на тебе лежит обязанность охраны и защиты Родины. Если же на обелиске было бы что-нибудь написано о десанте, то ты непременно запомнил бы те слова и в трудный момент (кто знает, может, и случится такой) они помогли бы тебе найти в себе силы и мужество.

— Не пора ли трогаться? — напоминает Леша. — Время-то уж четвертый час.

Он прав. Необходимо побывать еще в Керчи, там есть у нас одно важное дело.

До самого последнего момента, пока белый забор школы не скрылся за поворотом, мы с Руфой все оглядывались назад. Хотелось получше запечатлеть каждый штрих, каждый оттенок памятного для нас места.

…До войны жила в Керчи девочка Вера Белик. Ходила в школу на улице Войкова. Теперь дети с этой улицы учатся в большом светлом здании, при входе в которое написано: «Керченская школа № 17 имени Героя Советского Союза Веры Белик».

Мы пришли сюда ради встречи с тобой, Вера. Вот и довелось нам вновь повидаться. Ровно двадцать лет назад полк прощался с двумя подругами. Под звуки ритуального салюта падали цветы на могилу… С именем твоей летчицы мы теперь встречаемся в Москве на улице Татьяны Макаровой. А с тобой впервые после войны встретились. Помнится, ты мечтала стать преподавателем, учить детей. Видам, что твоя мечта сбылась — ты учишь их всей своей жизнью. Ведь каждый ученик твоей школы знает, что Вера Белик добровольно из московского пединститута пошла на фронт, летала штурманом на ночном бомбардировщике, сделала 813 боевых вылетов. Знает, что ты погибла от пуль вражеского истребителя, сгорела в небе Польши. Знает, что ты была смелой, любила Родину… Д ведь может, Вера, случиться так, что ученик, который сидит теперь за твоей партой, полетит когда-нибудь на ракете к другим мирам и в долгие часы одиночества будет вспоминать родную Землю, где есть город Керчь и школа, высоко на фронтоне которой высечено в камне твое имя. Может, и ракета будет называться «Вера Белик»…