Ночные видения в деревнях

Окончу рассказ мой поверьем о вязе Рато́, великолепном дереве, существовавшем еще во время Карла VII. Как всякий вяз, он издали не очень роскошен и ветви его похожи на грабли, именем которых он и назван[2]. Но это только случайное совпадение с поверьем, давшим ему это имя. Вблизи он очень величествен по своему высокому стволу, изборожденному молниями. Он как памятник стоит на широком перекрестке общественных дорог. Эти дороги, широкие как луга, беспрестанно общипываемые стадами пролетария, покрыты низенькой травой, терновником и репейником. Равнина стелется далеко; она свежа, хотя и нага, но печальна и утомительна, несмотря на своё плодородие. Деревянный крест стоит на каменном пьедестале — последнем следе, оставшемся от четырех старинных статуй, исчезнувших после 93 года. Общественная дорога, по которой теперь встретишь одних только пешеходов, да изредка проедет мельник или жандарм на лошади, была некогда одним из главных путей сообщения центральной Франции. Ее до сих пор называют еще дорогой англичан. Она была путем военным: по ней шли войска, вторгнувшиеся во Францию, — войска, которые Дюгеклен прогнал по ней же назад, освободив Сент-Север, последнюю крепость, находившуюся в их власти.

Подробностей этих нет ни в одной истории: они сохранились только в предании. Теперь я расскажу само поверье о вязе Рато́ — поверье занимательное, несмотря на неприятные свойства животных, играющих в ней роль.

Около этого вяза маленький пастух пас стадо свиней. Он глядел в ту сторону, где стоит Шартр, когда вдруг появилась вооруженная шайка, опустошавшая поля, сжигавшая хижины, умерщвлявшая крестьян и похищавшая их жён. То были англичане, стремившиеся на Берри и готовившиеся разорить Сен-Шартье. Маленький свинопас отогнал свое стадо в сторону и видел, как неприятель пронесся мимо, подобно урагану. Когда он снова возвратился со своим стадом под вяз Рато́, то страх, который он ощутил сначала при виде врагов, сменился в нем гневом, и против англичан и против себя самого. «Как! — подумал он — мы позволяем губить себя без всякого сопротивления! Нет, мы трусы! Я должен идти против англичан, поэтому мне некогда загнать стадо: пока я сведу стадо домой, злодеи успеют наделать нам много зла. Оставлю я тут мою палку; она покараулит свиней моих в продолжение трех дней и трех ночей».

И с этими словами мальчик положил свою палку, снял свои деревянные башмаки и побежал в Сен-Шартье, где три дня и три ночи ратовал против англичан, вместе с другими добрыми своими сверстниками, поддерживаемый французскими солдатами. Потом, когда неприятель был прогнан, он возвратился к своему стаду и перечел свиней: все были на месте, несмотря на то, что мимо этого места прошло много бродяг, грабителей и даже волков, которых привлекал запах крови. Мальчик взял опять свою палку, стал на колени, помолился и, не мечтая о великом назначении, подобно Жанне д’Арк, но довольствуясь мыслью, что и он способствовал освобождению, по-прежнему стал пасти свое стадо.

Но вот самое главное поверье о вязе Рато́, пользующееся наибольшей верою. Около вяза гуляет господин; гуляет он с тех пор, как свет стал светом. Кто он? Никто не знает. Одет он в черное, роста он двадцати футов. Это непременно господин, потому что он следует моде: в прошедшем столетии он являлся в черном костюме, коротких панталонах, башмаках с пряжками, со шпагой; во время директории его видели в собачьих ушах[3] и широком галстуке; теперь он одевается как вы, как я, но всегда носит на плечах грабли, и горе ногам людей и животных, проходящих по его тени. Впрочем, он человек не злой и позволяет себя видеть лишь тем, кто владеет секретом.