– Вы пер… гм… – говорит Джек, – первая, с кем мне удается завязать разговор. Все остальные здесь производят впечатление… гм, даже не знаю какое. Как будто говорят на незнакомых языках.
Такое с недавно умершими случается, особенно если они решительно не желают быть мертвыми, как Анна-Мей. Вероятно, узнав, что другие ее тоже не понимают, она нисколько не обрадовалась.
– Так, может быть, вы мне скажете, – продолжает она. – Это оно и есть? Интереснее уже не будет? И вообще, тут хоть когда-нибудь бывает интересно? Что я делаю не так?
Джек приподнимает фонарь и отводит несколько в сторону, чтобы она могла оценить его обаятельную улыбку.
– Боюсь, не могу вам сказать. Видите ли, я не мертв.
Анна-Мей несколько отступает назад.
– В самом деле. Это правда. Подойдите поближе и убедитесь. – Джек топает ногами, чтобы показать ей, как он мнет траву и оставляет следы – души делать этого не могут, по крайней мере души умерших лишь десять дней назад. На Джеке дорогой костюм, пошитый при короле Эдуарде, в 1906–1918 годах. Значит, где-то какой-то смертный гниет голышом.
Анна-Мей колеблется, затем медленно приближается к Джеку. Кажется, она скорее скользит на коньках, нежели идет. Возраст ее пока не установился, но Джек продолжает улыбаться ей по старинке, всем своим видом как бы говоря: «Я такой очаровательный мошенник», и глазом не моргнет. Приблизившись к нему на метр, Анна-Мей вдруг останавливается и говорит:
– Я чувствую ваш запах!
Вероятно, у Джека были какие-то предположения о том, что она сделает в следующий момент, но такого он точно не ожидал. Я и сама едва не потеряла равновесие. Мертвые могут быть непредсказуемы, но Анна-Мей только что всех перещеголяла.
У Джека отвисает челюсть, он закрывает рот, но он снова открывается, и так повторяется несколько раз. Наконец он обретает дар речи.
– Надеюсь, я не причиняю вам неудобства.
– Это ваш костюм. Чувствую запах шерсти. Он сильнее прочих. Кроме того, пахнет гуталин ваших туфель. И что-то еще.
– Пропитка для водонепроницаемости, – доверительно признается Джек.
– Нет, вы во что-то вступили.
Мне плохо видно выражение лица Анны-Мей, но последнее ее замечание Джека явно не обрадовало. Я подумала, уж не пора ли мне вмешаться. Анна-Мей может оказаться для него слишком смышленой.
В начале своей карьеры странствующего мерзавца Джеку гораздо труднее было найти кого-нибудь, кто согласился бы его послушать, поскольку о нем знали очень многие. Чтобы заполучить собеседника, ему приходилось ждать, пока в могилу сойдет несколько поколений. И всякий раз самому дьяволу приходилось быстро приводить все в порядок, пока Джек не прокрался в ад или рай. Это сделало бы сделку необратимой, сам Джек оказался бы на свободе и вне досягаемости, а тот, кто, поддавшись на его уговоры, согласился взять у него фонарь из репы, бывал обманут.
Анна-Мей переводит взгляд с блестящих пахучих туфель Джека на фонарь в его руке, на его лицо и затем вдруг обратно на фонарь.
– Это что же… репа? – недоверчиво спрашивает она.
– Когда-то у людей только она и была, – отвечает Джек. Речь его льется без труда, но голос слегка дрожит. Впрочем, возможно, я принимаю желаемое за действительное. – Я хочу сказать, у нас на родине.
– О какой стране вы говорите? – спрашивает Анна-Мей.
Джек снова чарующе улыбается. Действует ли его очарование на Анну-Мей? Не понимаю, как люди покупаются на такое, но тут следует учитывать, что я не отчаявшаяся и не мертвая.
– От акцента я избавился давным-давно. Вы и представить себе не можете, до чего он был силен.
Уж не светит ли этот сукин сын на нее своей аурой? В своем сотовом я запускаю другое волшебное приложение. Ну, разумеется, Джек весь светится изумрудно-зеленым. Анна-Мей этого свечения не видит, но чувствует.
– Так и хочется сказать «Ирландия», – наконец произносит она, – и сама не знаю почему. Вряд ли я угадала.
– Скольких сынов и дочерей родной земли вы уже тут встретили, дорогая?
– Говорите прямо как герой музыкальной комедии, – говорит Анна-Мей с усмешкой. – Я вам не верю.
– В таком случае скажите мне, во что вы верите, – говорит Джек, вдруг посерьезнев.
– Не могли бы вы уточнить, что именно вас интересует, – говорит Анна-Мей снова с усмешкой.
– Верите ли вы в вечную жизнь? То есть в способность жить вечно.
– Вряд ли это имеет какое-либо значение с учетом того, что я мертва навечно.
– А что, если на этот счет вы ошибаетесь? Что, если стоит вам попросить – и жизнь ваша?
– Имеете в виду воскресение? – В голосе Анны-Мей чувствуется скепсис. – Я думала, такое возможно лишь в конце света. – Она поворачивается от него и смотрит в темноту. – Уж не оттого ли так рано стемнело? Это что же, конец света? – Она смотрит вверх на небо. – Я думала, при этом будет гораздо больше шума. Или это лишь самое начало? Скоро ли уже начнется вовсю?
– Успокойтесь, дорогая, это не апокалипсис. Сейчас, по крайней мере, – говорит Джек. – Да, возможно, это самое начало, начало чего-то изумительного, чудесного, такого, что никому и не снилось – для вас. И только для вас…