– Брат Гена пришел, – сказал Паша с какой-то затаенной тревогой. – Познакомиться хочет!
Сережа медленно поднялся, ему так не хотелось прерывать своих грез! Он сделал серьезное лицо, даже чуть капризное; главное, решил он, ни единым словом не обмолвиться про утреннюю встречу.
В доме за столом сидел худощавый блондин. Смотрел с любопытством:
– Вот ты каков! – Он протянул руку, ладонь была мягкая и прохладная. – Два дня как в деревне, а уже прославился!..
«Сейчас начнутся расспросы», – подумал Сережа и состроил удивленные глаза. А для достоверности еще и зевнул.
– А что, пустомером-то жить! – вступился за друга Паша.
Гена задумался, русый чуб упал на лоб, скрывая тонкие морщинки:
– Какой все же образный русский язык. – Он немного помолчал. – Водомер, козявка какая-то… В любой луже бегает. От края до края что-то мерит. А зачем?..
Его тихий, рассудительный голос сбил настроение Сережи.
– Ты как зашел, – держался своей мысли Гена, – так я сразу подумал: нездешний! – Засмеялся, подбадривая: – Ничего, держись!
– Пока не трудно!
– Ты, правда, что ли, цветы дарил? – спросил Гена не то чтобы с сомнением, но с явным желанием раззадорить засоню-студента.
Видя, что друг молчит, Паша опередил:
– Это похоже на него. Сидит-сидит, а потом вдруг сорвется куда-нибудь и выкинет номер! – И еще добавил с гордостью: – Поутру пришел весь в репьях, со всей деревни собак поднял!..
Сережа слушал, будто удивлялся сам себе. У него опять возникла странная растерянность, какая случилась с ним на обратной дороге от почты. Утром ради одного только жеста душа перенесла его через все мосты и реки, мимо чужих оград и берегов. Но, расставшись с телефонисткой впопыхах, она как будто крылья сложила.
– Верно или нет? – настаивал Гена, словно, узнав правду, ему придется решать что-то очень важное.
– А она не собирается разводиться? – неожиданно спросил Сережа, пытаясь вырваться из своего мучительного оцепенения.
Гена удивился и произнес с беглым смешком:
– Вот так запросто? Как в магазин сходить за хлебом…
Сережа сам не ожидал, что мысль о несхожести телефонистки с мужем выйдет так не хорошо. Зачем ляпнул? Ведь он вовсе не желал этого!
– На что тебе развод? – допытывался Гена. – Или, думаешь, ей это нужно?
Взгляд острый, но нетвердый. В своей газете, должно быть, привык к иным темам репортажей.
На столе лежал новый номер с черным заголовком: «За урожай!»
– Да подарил цветы без всякого умысла! – опять выручил Паша. – Ну, просто выделил ее из всей деревни. Что здесь такого?..
Юный поэт стучал пальцами по газете, стараясь предать жесту небрежность и показывая, что мысли его далеко за пределами дома. Любопытный редактор насильно возвращал его: «Почему ей, а не другой?» Но Сережа чувствовал, что его решимость держится на одном порыве. И если напор сбить, то увидишь человека нервного и усталого:
– А тебя давно здесь ждут, – сказал он, нащупывая свою тему. – Что раньше-то не приходил?
– Некогда было.
– Идем с нами в музей, – уже вовсе совладал с собой Сережа. – Будем стихи читать!
Паша кивнул на студенческого друга:
– Музей ждет своих экспонатов!
Гена потер лоб тонкими пальцами:
– Боже, как давно я не слышал простой студенческий трёп!
– Так в чем же дело? – Паша знал своего брата, потому и голос его звучал уныло.
– Давайте вечером.
– Не хочешь? – разочарованно спросил Сережа.
– Приходите ко мне.
Поэт кивнул охотно, но было понятно, что пойдет он в ту сторону, куда позовет его сердце:
– Что, репортаж не удался?
Гена ответил:
– Это вам еще легко войти в любые двери!
– И перепутать легко! – засмеялся Сережа, вспомнив, как упустил выход телефонной королевы. А Гена уловил в его смехе что-то неприятное:
– А к этой женщине второй раз сможешь пойти? – спросил он с нервозностью. – С цветами там, с репьями!
Сережа ответил первое попавшееся, чувствуя, что тоска опять сжимает сердце. Но не та утренняя, что была светлой и неразумной, а уже зрячая, дотошная:
– Просто день такой!
– Какой?
– Страстной!
Редактор уставился на студента с какой-то завистью:
– Боже, как давно я не слышал этот типичный студенческий трёп!..
– Ну, похоже, мы с вами каши не сварим!
Зоя Михайловна смотрела с досадой на растрепанный вид Сережи: помятая рубашка и нечесаные кудри. К груди он прижимал тетрадь в серой обложке.
– Сварим, мама! – заверил сын. – Как в сказке: всю деревню накормим!..
– Берите молотки и зубила, – скомандовала хранительница музея.
– Зачем?
– Будем кирпичи разбирать!
– А кстати, про кашу, – заметил Сережа, – в страстную пору: это же в пост?
– Да.
– Очень даже своевременно!
– Ах, шалопаи! – обмякла Зоя Михайловна, беря тетрадь. – Сережа, как вам его стихи?
– Как родные!
– Эх вы, молодые! – воскликнула она, абсолютно не соотносясь к улыбающимся студентам.