Читаем Нодельма полностью

Человек, переживший безответную любовь, значительно отличается от всего прочего человечества. Неудача надламывает в нем отлаженные природой механизмы восприятия, человек перестает плавно плыть по волнам своей судьбы. Отныне его путь посыпан невидимым пеплом горечи и разочарований, гладкого скольжения более не получается, один сплошной спотыкач и отсутствие внутреннего света.

Как если однажды тебя выгнали из рая, сбросили с карамельных небес на грешную землю куда-нибудь в угрюмую Кемеровскую область; потерявший любовь становится приземленным, материально озабоченным обывателем, с тайной завистью поглядывающим на целующиеся парочки. Конечно, он понимает, что такая любовь ненадолго, что все это — игра воображения, однако же ничего не может с собой поделать и — завидует, завидует.

Поскольку подавляющее большинство имеет подобный опыт, улицы городов заполнены тусклыми, невыразительными людьми, пережившими (все еще переживающими) личный крах. Впрочем, причины его могут иметь и совершенно иные корни — память о беспечном детстве, неожиданно кончившемся после смерти родителей, или тоска по однажды покинутой родине, которая каждую ночь приходит во сне и шевелит в нем мокрыми после купания волосами.

II

Нодельма торопится домой, у нее есть срочное дело, разрывающее ее изнутри: дискета с двумя фотографиями Кня лежит в сумочке, рядом с пробным флакончиком «Yamamoto», миниатюрной пилочкой для ногтей, пакетом бумажных салфеток, мобильным телефончиком «Siemens» на шнурке и со съемными панельками и много еще чем.

Ну, например, с ключами от дома на изящном брелке, парой прокладок «Танго» на каждый день, пачкой сигарет и зажигалкой, пузырьком жидкого вьетнамского бальзама и американским аспирином. Рядом со всеми этими штучками, перемешанными как в компоте, валяются две сухие ягоды рябины, автобусный билет со счастливой комбинацией чисел, два использованных билета в кинотеатр «Пять звезд» на премьерный показ фильма «Часы», бесплатные открытки «Жизнь удалась» и «Idi v jopu», взятые в уборной кофейни, и один североамериканский цент, непоправимо пожелтевший от долгого ничегонеделания.

Из метро Нодельма бежит, обгоняя всех этих недорисованных людей, не дожидаясь лифта, вбегает домой, тут же включает любимый серебристый лептоп. Вставляет дискету с фотографиями еще до того, как компьютер загрузился, из-за чего процесс прерывается, приходится перезагрузиться, блин. Параллельно стягивает с себя одежду, словно бы освобождается от всего внешнего, наносного — городской пыли и случайных взглядов чужих глаз, даже сбегала и умылась, вода потом еще долго высыхает на лбу…

III

Нодельма делает фотографию Кня рисунком рабочего стола, помещая его в центр экрана, как икону (растягивание фотографии и тем более удваивание или даже утраивание ее не устраивает: чтоб никаких искажений), и только после этого она начинает расслабляться, включает радио, идет на кухню, шарит в холодильнике. За окном темнеет, вот уже и ничего не видно, кроме света в окнах напротив. Там тоже люди. Много людей. Ну-ну.

Нодельма ловит себя на том, что оттягивает момент, которого ждет, — ну, тот самый… когда можно будет как следует рассмотреть его лицо (два этих слова, его лицо, Нодельма стесняется произносить даже про себя, опуская их, заменяя едва заметным кивком головы, шевелением пальцев, на которые в этот момент и посмотреть-то неловко).

Ее приемник всегда настроен на «Love-радио», где сладко причитает Рикки Мартин и гнусно нашептывает семейство Иглесиасов. Конечно, когда нужно проявлять свободу выбора, Нодельма ставит «Radiohead» (как раньше она ставила «REM», а до этого «King Crimson»), однако радио освобождает ее от необходимости напрягать извилины — диджеи сами выбирают, какую музыку ставить. Поэтому в одиночестве чаще всего Нодельма слушает радио.

IV

И вот теперь, под песенку «Lady in Red», она забирается на диван и берет с собой ноутбук. Кня безмолвно взирает на нее с разноцветного экрана. Нодельма вглядывается в его лицо, в особенности расположения глаз (им не хватает симметрии), подробно рассматривает рисунок бровей, потом переводит взгляд на подбородок, линии губ (верхняя могла бы быть более пухлой).

Нодельме явно не хватает информации. Поэтому она открывает файл с оригиналом фотографии и начинает его увеличивать. На раз, на два, на порядок больше. Лицо Кня расползается, заполняет собой весь экран, оно уже не вмещается на него целиком, Нодельма рассматривает его по частям. Из-за очередного увеличения лицо Кня распадается на квадраты, совсем как на картинах кубистов начала прошлого века. Расчленение лица, превратившегося в череду цветных пятен, помогает Нодельме проникнуть в суть божественного замысла: словно бы размазав его черты по экрану, она пробивается сквозь его кожные покровы к внутренней сути.

Перейти на страницу:

Все книги серии Граффити

Моя сумасшедшая
Моя сумасшедшая

Весна тридцать третьего года минувшего столетия. Столичный Харьков ошеломлен известием о самоубийстве Петра Хорунжего, яркого прозаика, неукротимого полемиста, литературного лидера своего поколения. Самоубийца не оставил ни завещания, ни записки, но в руках его приемной дочери оказывается тайный архив писателя, в котором он с провидческой точностью сумел предсказать судьбы близких ему людей и заглянуть далеко в будущее. Эти разрозненные, странные и подчас болезненные записи, своего рода мистическая хронология эпохи, глубоко меняют судьбы тех, кому довелось в них заглянуть…Роман Светланы и Андрея Климовых — не историческая проза и не мемуарная беллетристика, и большинство его героев, как и полагается, вымышлены. Однако кое с кем из персонажей авторы имели возможность беседовать и обмениваться впечатлениями. Так оказалось, что эта книга — о любви, кроме которой время ничего не оставило героям, и о том, что не стоит доверяться иллюзии, будто мир вокруг нас стремительно меняется.

Андрей Анатольевич Климов , Андрей Климов , Светлана Климова , Светлана Федоровна Климова

Исторические любовные романы / Историческая проза / Романы
Третья Мировая Игра
Третья Мировая Игра

В итоге глобальной катастрофы Европа оказывается гигантским футбольным полем, по которому десятки тысяч людей катают громадный мяч. Германия — Россия, вечные соперники. Но минувшего больше нет. Начинается Третья Мировая… игра. Антиутопию Бориса Гайдука, написанную в излюбленной автором манере, можно читать и понимать абсолютно по-разному. Кто-то обнаружит в этой книге философский фантастический роман, действие которого происходит в отдаленном будущем, кто-то увидит остроумную сюрреалистическую стилизацию, собранную из множества исторических, литературных и спортивных параллелей, а кто-то откроет для себя возможность поразмышлять о свободе личности и ценности человеческой жизни.

Борис Викторович Гайдук , Борис Гайдук

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Социально-философская фантастика / Современная проза / Проза

Похожие книги