Ноев ковчег

Петька придет домой и осторожно скажет Женьке:

– Жди, завтра придут стекла вставят. Я договорился. И, Женечка, как ты смотришь, чтоб немного развеяться? С людьми поговорить… Может, седьмого ноября, после официальной части, устроим дома, так сказать, дружеский ужин, начальство позовем, пару моих подчиненных с женами, ты их на стрельбах видела. Все веселее? Тем более вроде еще один повод намечается…

Стекла вставили, званый ужин удался на славу. Редкие праздники были настоящим событием – поэтому к ним готовились все. Кто добыл хорошего самогона и сладкой наливки для дам, кто принес патефон и пластинки, но главной героиней праздника стала, конечно, Женька. Она готовилась так, будто в Сосницу должен был приехать сам нарком внутренних дел СССР Николай Ежов. Недаром она хранила мамины письма с рецептами Мельницкой. Стол произвел фурор – ни такой подачи, ни таких диковинных блюд, как гефилте фиш, пирожки «поцелуйчики» с куриной печенкой или налистники размером с дамский мизинец с острой закуской, и уж тем более торт «Мишка» товарищи офицеры и не пробовали никогда. Женя в гарнизоне и так была легендой и образцом идеальной жены. Но тут к внешности и боевым навыкам добавились еще и кулинарные таланты. Изголодавшаяся по общению и вниманию, она наслаждалась триумфом и комплиментами.

После выпитого за революцию, Ленина и Сталина пили практически только за хозяйку. Петька уже не знал – гордиться или тревожиться. Но тут с рюмкой в руке поднялся Николай Дмитриевич с лукавой улыбкой.

– У нас еще один повод, – произнес. – Петр Иванович, это правда, что ты был самым молодым машинистом в Одессе?

– Да, так получилось.

– Не скучаешь?

– Ну, бывает иногда.

– Тогда, чтобы не скучал, – вот тебе, машинист, шпалы! – Под свист и аплодисменты начальник вручил Петьке два прямоугольника в петлицы – воинские знаки отличия лейтенанта госбезопасности, которые в народе называли «шпалы». Надо сказать, что звания чекисты получали редко, и воинская иерархия отличалась от армии – лейтенант государственной безопасности соответствовал капитану Красной армии.

Николай поднял ладонь, и все затихли. Он подошел, приобнял Петьку за плечи:

– За мужество и отвагу в борьбе с врагами нашей Родины! Поздравляю!

– Служу трудовому народу! – гаркнул Косько.

– Ну, теперь с официальной частью точно все, – улыбнулся Горлинский.

– Не все, – влезла Женька, – еще горячее и торт.

– Ну так нельзя, помилуйте, мы уже еле дышим, но устоять не сможем! Так! Товарищи офицеры! Давайте танцы! – скомандовал Николай. – Разрешите?

Он отточенным движением склонил голову и лихо прищелкнул каблуками. Женька хихикнула:

– Если муж не возражает!

– Ну нельзя быть такой идеальной! И вообще, Евгения Ивановна, я его начальник, он не откажет!

И ночью, и на следующий день, и через неделю Горлинский будет проклинать себя за этот чертов танец.

Он, как и Петька, женился в шестнадцать, но не по любви – по залету. Особо не размышлял – баба под боком, симпатичная, ласковая, обед подаст, обстирает – ну и славно. Его Зоя сидела сейчас за столом и с наслаждением ела диковинный торт. Ей было не до таких барских глупостей, – она их готовить не умела да и не хотела: дочь, сынишка, прочие домашние хлопоты, не до того.

Вальсируя, на повороте Женька резко повернула голову… Ее кудри, едва коснувшись, скользнули по выбритой до синевы щеке Николая, и он вдохнул ее запах. Эта женщина была из другой, далекой, красивой, но так и не случившейся жизни. Волосы ее пахли не маслом и стряпней, а духами. Они были блестящими, тяжелыми, и ему невыносимо захотелось запустить в них пальцы, чтобы потом еще раз медленно вдохнуть там, у шеи, и поцеловать в губы, так, чтобы она задохнулась, а потом обмякла и прижалась, ответила… А потом… задрать это дурацкое платье… Николай Дмитриевич был отличным танцором. В центральной школе танцы преподавали вместе с боевой подготовкой. И тело его помнило тренировки в танцклассе. Но тут от неожиданности он неловко оступился, и Женька на мгновение влетела в него всем телом, как будто услышала эти мысли, но тут же отстранилась.

– Простите, совсем разучился, – смущенно сказал Горлинский и, поклонившись, отошел от Жени, – отпускаю вас колдовать у стола.

Он выйдет покурить в сад, чтобы успокоиться и отряхнуть с себя Женькин запах. Ничего не вышло.

Николай Дмитриевич был хорошим начальником и отличным другом. За короткий срок он успел привязаться к Петьке, удивлялся его усердию и терпению, умелым рукам и педантичности. А влюбиться в чужую бабу, тем более своего товарища! Его личный кодекс чести такого точно не позволял. Он думал – отпустит. Минутная слабость, алкоголь… Но… Прошла неделя, потом вторая, а эта зараза Женька не шла из его головы ни ночью, ни днем.

– Николай, ты не заболел? Плохо выглядишь, – озабоченно спросит Петька.

– Да, похоже, застудился. Пройдет. А ты мне скажи, как ты, как семья? Местные не донимают?

– Да нет вроде. Ну плюют вслед, так привык уже.