Ноев ковчег доктора Толмачёвой

Разговор состоялся дома. Домработницу, чтобы не подслушивала, Маша услала.

– Папа, в последнее время я много думала о нашем последнем разговоре.

– Ты очень вовремя решила мне об этом рассказать, – поднял брови домиком отец.

– Папа, я была не права, что ограничивала твою свободу. Давай договоримся: с сегодняшнего дня ты будешь делать все, что хочешь, но и я буду делать все, что хочу. А ты мне поможешь.

– А что ты хочешь?

Под окнами его старого дома уже стояла бордовая «Ауди-ТТ» для Тани, и Филипп Иванович ужасно боялся, что Маша захочет такую же. Не потому, что у него не было денег на покупку, а потому, что он действительно не видел у Маши способности водить. Но дочь произнесла совсем другое.

– Мне нужен ребенок!

– А чем же, собственно, я могу помочь? – удивился Филипп Иванович.

– Ребенок уже есть. Его нужно выкупить.

– Как это, выкупить? Разве у нас снова разрешена работорговля?

– Папа, ну ты же покупаешь Татьяну? Сначала за пальто, теперь за «Ауди». А я хочу купить ребенка. Это более благородная покупка.

– Ну-ка, поподробнее. – Филипп Иванович посмотрел на дочь с интересом.

– Собственно, я решила его усыновить. Но дело это непростое, нужны деньги и реальная помощь.

– Что же ты будешь делать с ребенком? Ты же работаешь?

– Уже нет. Я отказалась от отделения. Когда у меня будет ребенок, я поеду к маме. Она давно меня зовет. Надеюсь, с ней вдвоем мы справимся на первых порах. А ты женись на Татьяне, и живите на здоровье в этой нашей квартире. Только ту, бабушкину, маленькую, пожалуйста, оставь мне на случай, если я решу вернуться в Москву.

– Усыновить ребенка – дело нешуточное, – заметил отец. – Он же не кукла, его потом не отдашь назад в магазин.

– Ты думаешь, я этого не понимаю? – сказала Маша. – Я все понимаю. И не собираюсь отдавать его назад в магазин. Я хочу вырастить ребенка для себя. Чтобы он был только мой. Чтобы он был таким, каким я его воспитаю. Я хочу сделать счастливым хотя бы одного человека на свете. Конечно, чтобы нам жить, нужны деньги. Но ты ведь не раз мне предлагал... И мама, я думаю, будет рада. Я по ней очень соскучилась.

– А ты хоть знаешь, чей это ребенок? – спросил отец. – Может, бомжей каких-нибудь?

– Вырастить ребенка бомжей – тоже великое дело, – сказала Мышка. – Но в моем случае все чисто. Родители известны.

– Погоди, я с этими делами никогда не сталкивался, – задумался Филипп Иванович. – Возможно ли это в принципе?

Он набрал номер телефона Хитрого Лиса и коротко разъяснил суть дела.

– В принципе ничего невозможного нет, – ответил юрист. – Если нужно, я могу получить необходимые консультации...

Они еще посидели, ожидая звонка. Вскоре Лис действительно позвонил и назвал сумму, в которую все обойдется.

– Люди стоят дешевле машин... – усмехнувшись, заявил Филипп Иванович. – А может, чем брать чужого, родила бы сама?

– Я уже думала об этом раньше, – сказала Маша. – Мужа у меня нет, а рожать после какой-нибудь поездки или попойки от кого попало – небольшая разница. Кроме того, у меня узкий таз, еще не факт, что я сама смогу разродиться и что ребенок будет здоровый... А этот ребенок уже существует. И может случиться так, что, если я его не заберу, он проведет детство в детском доме. Нет, со мной ему однозначно будет лучше.

– А ты хоть видела его?

– Пока нет. Я хотела сначала поговорить с тобой.

Филипп подумал: «Может, и в самом деле так всем будет лучше?»

– Ну, съезди хоть посмотреть на него. Вдруг он тебе еще и не понравится.

– Пап, ты не понял. – Маша обняла отца и поцеловала. – Здесь уже не может быть «понравится не понравится». Этот ребенок уже мой. Мой.

* * *

– Надевайте халат, шапочку, бахилы.

В отделении для новорожденных сестра принесла Маше униформу, и они с Борисом Яковлевичем пошли смотреть младенца.

В квадратной комнате стояло штук двадцать кроваток, но дети лежали только в шести или в семи. Маша быстро окинула их взглядом и показала на одного из новорожденных.

– Это он.

Доктор посмотрел на табличку. В кроватке выдувал пузыри и смотрел на окружающий его новый мир мутными глазами маленький Владик Дорн. Маша его сразу узнала.

– Он мой! – Маша взяла доктора под руку.

– Пойдемте поговорим.

Борис Яковлевич был человеком чувствительным: он удивился и умилился, что из семи младенцев эта молодая женщина узнала брошенного. «Брошенный», какое ужасное слово. Доктор Ливенсон терпеть его не мог. Сколько несправедливости: всех других в красивых шелковых конвертах скоро развезут по домам, а этот прекрасный парень должен остаться здесь, потому что не нужен собственной матери.

– Вам придется собрать кучу документов. Это не так быстро. Потом милиция, суд – много всяких проволочек... Вдруг еще милиция отыщет его настоящую мать.

– У меня есть возможность устроить так, чтобы милиция никого не искала. И поверьте, я очень быстро сделаю все документы.

«Мне, в сущности, все равно, кто усыновит ребенка. В любом случае это лучше, чем если он от нас поедет в приют», – подумал Ливенсон.

– Что ж, если вы сумеете все организовать...