Ноев ковчег писателей. Эвакуация 1941–1945. Чистополь. Елабуга. Ташкент. Алма-Ата

Да, уложила ты меня с Зюкой, вот блудливая какая девица оказалась, противновато, прямо сказать, и боюсь только одного, что он с ней расстанется, а она явится обратно в довольно потрепанном виде. И ты не сможешь не принять ее[193].

А к началу 1943 года, когда МХАТ вернулся в Москву, театральная кухня упоенно обсуждала переход Дзидры в руки писателя Тура, о чем с ужасом пишет Ольга Бокшанская сестре в Ташкент.

Женя должен был приехать с фронта в отпуск в Ташкент. В письмах он спрашивал Елену Сергеевну о том, что с Дзидрой. От Евгения скрывали положение дел, пока все не открылось, и он, пережив очень сильное потрясение, с ней развелся. Может быть, поэтому отец и отправил его в 1943 году служить в Самарканд, хотя он рвался на фронт.

Елена Сергеевна писала сестре в Куйбышев о хронике тех происшествий:

Ну, могла бы ли, например, я мечтать о том, увижу Женюшу во время войны? Правда, встреча была сильно испорчена благодаря Зузу. Ведь пока я ждала его, я измучилась при мысли, как я буду все ему рассказывать.

И в следующем письме:

Разговаривали мы с ним без конца, сама понимаешь, как это его поразило. Очень мне помог В. А. <Луговской>. Вот тебе строки из письма Женечки, которые я получила от него недавно. “Милая масенька, разреши мне объясниться тебе в любви! Теперь, когда я прожил здесь несколько дней, освоился, собрался с мыслями и решениями, еще раз понял, какую огромную роль ты играешь в моей жизни и формировании как человека. Моя любовь к тебе безгранична. <… > За ту прекрасную жизнь, которую вы дали мне в Ташкенте, я не знаю, чем и благодарить. Но то, что вы с Володей сумели поддержать меня, направить по верному пути, встать на линию равновесия, – это самое большое, что было для меня когда-либо сделано. Прочти это письмо Володе и крепко поцелуй его. Он мой лучший друг, настоящий мужчина”[194].

В наше время Дзидра Тубельская, назвавшая себя любимой невесткой Елены Сергеевны, написала, что ей кажется, будто бы Елену Сергеевну внедрило НКВД в семью Булгакова, чтобы увести его из семьи, а потом, живя с ним, доносить в органы о нем и его творчестве, – оказывается, она выполняла такое задание. С ее легкой руки, в прямом смысле этого слова, гуляет грязная версия.

Сама Дзидра никогда не видела Булгакова и Елену Сергеевну вместе, однако корень иезуитской логики этой женщины в ее собственной биографии. Она всерьез не понимала, как можно из обеспеченной жизни уйти в необеспеченную, как можно просто полюбить. Ее жизнь есть печальная иллюстрация к этому письму.

После всех странствий по Средней Азии Дзидра сначала вернулась в Ташкент, а оттуда улетела в конце 1942 года в Москву вместе с Марией Белкиной, на личном самолете мужа ее подруги. Но Мария Белкина летела в Москву, чтобы оттуда пробраться на фронт, а Дзидра Тубельская устремилась к очередному богатому писателю.

А с октября 1942 года на балахане появилась новая обитательница – дочь расстрелянного маршала Уборевича Влада. После расстрела отца и ареста матери девочку отдали в детдом на Урале. И вот в свои 18 лет она с Московским архитектурным институтом, куда она поступила, оказалась в Ташкенте. И здесь ее ждала радостная встреча с давним другом их семьи – Еленой Сергеевной Булгаковой, которая и предложила Владе жить у них. По тем временам это был чрезвычайно смелый поступок. В конце войны девушку вновь арестуют, детей расстрелянных маршалов власть долго на свободе не оставляла.