Ноев ковчег писателей. Эвакуация 1941–1945. Чистополь. Елабуга. Ташкент. Алма-Ата

Он приехал на несколько дней с фронта навестить семью. Я вошла в просторные сени, пахнувшие недавно вымытыми, еще сырыми, некрашеными полами. Одна дверь вела в комнату, ее занимала семья Гроссмана, налево несколько ступенек вверх – вход в совсем маленькую прихожую. Из нее дверь в комнату – в ней и жила семья Твардовского. До сих пор сохранилась в памяти чистота, белизна жилища – иссиня-белые занавески на окнах, белое покрывало на детской кроватке, белая скатерть на столе. Оттого, наверное, сохранилась, что знала, как трудно было в условиях эвакуационного проживания в чужих домах поддерживать чистоту.

Посреди комнаты стоял Александр Трифонович – высокий, в белом самовязаном свитере, военном галифе, толстых белых носках. На плече у него сидела, свесив полные голые ножки, девочка – младшая дочь Твардовских, Оля. На полу, прижавшись к отцовскому бедру, стояла старшая, тоже еще маленькая, Валя. Мария Илларионовна сняла с плеча Александра Трифоновича дочку, усадила в кроватку. Уже полузабытая картина счастливой, хотя бы на несколько дней бестревожной семьи.

Я разволновалась, не сразу нашлась с чего начать. Александр Трифонович сам рассказал о своей встрече на фронте с Долматовским, а я, хотя это совсем не входило в мои намерения, вдруг сказала ему, что очень хотела бы на фронт, в газету. Эвакогоспиталь № 1670, где я работала по окончании курсов медсестрой, расформировывался, а заехавший в Чистополь Василий Семенович Гроссман советует мне оставить дочку в безопасности, на попечении бабушки и Литфонда, и уехать пока в Москву. Он был уверен, что сможет договориться о моей работе.

– Никуда вам не надо ехать! Ваше место здесь, возле дочки, – очень решительно, даже резко отрезал Твардовский. – Женщине вообще не место на фронте[302].

А начиналось все с того, что через три дня после начала войны Е. Долматовский, А. Твардовский и Дж. Алтаузен выехали на киевском поезде к фронту, далее каждый поехал к месту своего назначения. Долматовский, оказавшись с танковой дивизией возле Львова, буквально через несколько дней попал в окружение. Вместе с несколькими ранеными они пытались прорваться через кольцо неприятеля. Их обнаружили немцы и погнали в лагерь. Долматовский писал матери в Чистополь весной 1942 года:

Я был ранен в голову и руку, выздоравливал за колючей проволокой, бежал и испытал на себе всю верность украинских колхозников советской власти – они меня спасали и лечили, и тысячи подобных мне[303].

В военных дневниках Анатолия Тарасенкова приводится версия счастливого спасения Долматовского: