Ноев ковчег писателей. Эвакуация 1941–1945. Чистополь. Елабуга. Ташкент. Алма-Ата

И все-таки в начале июля 1942 года Н. Я. с матерью приезжают в Ташкент. Вызов ей сделала живущая там с поздней осени 1941 года Ахматова. В письме от н июля 1942 года Н. Я. пишет Кузину: “Анна Андреевна говорила, что боялась думать о моем приезде, так хотела его”[182]. Спустя две недели (29 июля 1942 года) Н. Я. сообщает Кузину, что они теперь вчетвером живут в одной комнате на улице Жуковской, 54.

Приезд на Жуковскую Хазиных, остроумно определенных Еленой Сергеевной “все на одно лицо”, на самом деле означало печальное воссоединение семьи. Надежда Яковлевна Мандельштам была близкой подругой Анны Андреевны Ахматовой, она приехала к брату, надеясь на облегчение жизни. Но ее ждала такая же тяжкая судьба и здесь: медленное угасание матери, голод, постоянный поиск заработка, отсутствие взаимопонимания с родными, их эгоизм… После отъезда Елены Сергеевны с балаханы Надежда Яковлевна ухаживала за больной Ахматовой в комнатке колдуньи, как они называли Елену Сергеевну. В те дни она пишет их общему с Осипом Мандельштамом другу Борису Кузину:

Встреча с друзьями. Основное, конечно, Женя (Хазин. – Н. Г). Очень хорошо приняла Лена. Анна Андреевна – неузнаваема – так молода и хороша. Много стихов. Скоро выйдет книга. Стихи горькие и прекрасные. С этими хоть на смерть идти. <…> Но я, видно, тяжелая. Помните, какая я была болтунья? А теперь я с трудом говорю. Нужно какое-то громадное усилие, чтобы произнести слово[183].

С Николаем Погодиным, автором “Кремлевских курантов” и “Человека с ружьем”, ни Булгакова, ни Луговской особо близких отношений не имели, а вот Пастернак через Вс. Иванова, который был его близким приятелем, относился к нему очень задушевно. В эвакуации Погодин очень много пил и отличался крайней несдержанностью в выражениях. Направо и налево ругал власть, военное начальство.

Вс. Иванов писал 29 июня 1942 года:

Провожал Погодина в Москву. Погодину перед отъездом сказал Берестинский, поднимая бокал:

– Скажи в Москве, что бы ни случилось, Ташкент врагу не сдадим – никому.

Потом, когда Погодин вернулся, он рассказывал Вс. Иванову:

Мне поручили написать пьесу “Сталин и защита Москвы”. Я спрашиваю, в чем дело? Что за чудо такое под Москвой? А какое тут чудо? Просто уложили три миллиона и закрыли живым мясом проход. Если бы не зима, быть бы чуме.[184]

В воспоминаниях актрисы Марии Мироновой о Ташкенте, где были ее муж Менакер и недавно родившийся на свет Андрей Миронов, которого Миронова носила на выступления в большой плетеной корзине, рассказывается, что Николай Погодин написал для нее очень смешную миниатюру про двух теток с Алайского рынка. “Вы вакуированные – и мы вакуированные”, – говорили они.

Через неделю Луговской вернулся из Алма-Аты, а Елена Сергеевна продолжала свою хронику ташкентской жизни в письме к Татьяне Луговской: