Ноги в поле, голова на воле

В иные дни перед бабкиной избушкой сваливалось по три-четыре вязанки хвороста. Была как раз осенняя пора, созревали орехи в угодьях старосты и пономаря, и школьников пачками хватали на сборе орехов.

Кроме нашей общей заступницы, бабки Ёки, у меня в школе объявился еще и личный покровитель в лице самого Джурача Карабардаковича, старинного приятеля моего деда. Оказалось, что в давние годы молодыми парнями они на пару колобродили в своей гористой Лике.

Пономарь Гли́ша, тоже дедов друг, открыл мне верный путь к сердцу старого гайдука.

— Вот что я тебе, милый, скажу, — посоветовал мне как-то пономарь. — Старина Джурач очень к песне чувствительный, его надо стихами пронять. Как напроказничаешь в школе, приходи ко мне, мы с тобой вместе сложим песню для Джурача.

В скором времени, глядишь, мне и в самом деле потребовалась выручка. Пожаловались на меня, будто бы я Ильку в ушате в колодец спускал. Разбойник Иканыч подтвердил этот наговор, да вдобавок еще и побожился, что, мол, едва не утонул.

— Ладно, ладно, завтра утром мы еще вернемся к этому разговору! — зловеще пообещала учительница, имевшая обыкновение откладывать расправу на утренние часы с тем, чтобы целый день продержать нас в страхе и таким образом немного присмирить.

Сразу же после окончания занятий бросился я к Глише-пономарю и застал его за стрижкой жеребенка.

— Дед Глиша, я песню пришел сочинять, завтра ждет меня порка!

Пономарь Глиша отпустил стригунка с миром и взял меня за руку:

— Пошли в сад, под орех, сядем там в прохладце и без помех сочиним для тебя жалостную песню.

Оказалось, что в сочинительстве я и сам был не промах, и вот совместными усилиями мы «сложили» следующее стихотворное обращение к старине Джурачу Карабардаковичу:

Драгоценный наш дед Карабардакович!
Иль не чуешь ты, иль не ведаешь,
Какова беда надо мной стряслась,
Каково мне, молодцу, достанется!
Приглядись-ка ты, Карабардакович,
К толстостенной нашей школе белокаменной!
Как запрут-затворят меня завтра в ней,
Да как всыплют мне розог горяченьких!
Ручки-ножки поотнимутся у молодца,
Ясны глазоньки его ослепнут совсем!
Ты приди ко мне, герой Карабардакович,
Принесись на своем могучем коне
С богатырской саблей беспромашною!
Уж ты вызволи меня, добра молодца,
Из темницы вырви на божий свет,
А за то твое имя буду славить я,
Пока солнца в мире не исчезнет след!

Назавтра поутру заходит за мной Глиша-пономарь с бутылью ракии, и мы отправляемся с ним вместе в школу. Я сворачиваю на школьный двор, а Глиша прямиком направляется к старине Джурачу. Приложились они с ним несколько раз по очереди к бутыли с ракией, а потом вынимает Глиша из торбы свиток с песней и торжественно так произносит:

Побратим ты мой Карабардакович!
Челобитную тебе передать хочу,
Челобитную, слезами смоченную!

Разогретый ракией, старикан так и встряхнулся при первых звуках стиха, коснувшегося его слуха, и воскликнул в сильном душевном волнении:

Чьи ж то слезы омыли челобитную,
Ты скажи мне сразу, мой верный друг!

Пономарь Глиша тут еще возвысил голос:

Сочинил ту песню самоучка-поэт,
Он слезами омыл ее горючими,
Потому что в беду попал молодец,
А тот молодец —  это внук меньшой
Радиво́я нашего Чопича!

После этого выступления Глиша драматическим голосом продекламировал наше с ним поэтическое творение. Прослушав его, Джурач вскочил на ноги, возложил себе на грудь свои знаменитые гайдуцкие токи и илики, засунул за пояс тяжеленный пистоль с серебряной рукоятью и издал боевой клич:

Ты мужайся, держись, самоучка-поэт!
Подоспеет вмиг тебе на выручку
Старина гайдук Карабардакович!

Схватив за гриву своего престарелого неоседланного коня Каурко, бродившего по двору, Джурач взгромоздился ему на спину и направился без промедления к школе. Пономарь заторопился вслед за всадником посмотреть, что будет дальше.

Меня как раз вывели к кафедре и велели рассказать, чем это я занимался вчера у колодца, когда в распахнутом окне нашего класса вырос на своем коне усатый всадник во весь свой богатырский рост и в сиянии серебряных гайдуцких украшений. Он привстал на коне и раскатистым басом прогремел: