Ноготок судьбы

— Черт побери! — сказал Бутрэ, поднимаясь на пьяных ногах и пытаясь скрыть их дрожание с видом беспечности и полного равнодушия.

— Хотя красавица и не присутствует на нашем веселом собрании, рыцарская галантность, которой мы служим, запрещает нам о ней забывать. Я поднимаю этот стакан за здоровье благородной девицы Инес де лас Сьерас и за ее скорейшее освобождение от казни небес!

— За Инес де лас Сьерас! — воскликнул Сержи.

— За Инес де лас Сьерас! — повторил и я, чокаясь своим наполовину пустым стаканом с их еще полными.

— А вот и я! — закричал голос, раздавшийся со стороны картинной галереи.

— Гм! — произнес Бутрэ, усаживаясь на место. — Шутка не дурна, но только кто же мог ее выкинуть?

Я посмотрел назад. Баскара, совершенно бледный, судорожно уцепился за ручку моего кресла.

— Это мошенник извозчик, приведенный в веселое настроение паламосским вином, — ответил я.

— А вот и я! Вот и я! — снова раздался голос. — Доброго здоровья и настроения гостям замка Гисмондо!

— Это голос женщины, и к тому же молодой женщины, — сказал Сержи, подымаясь с благородной и изящной твердостью.

В то же мгновение мы различили в наименее освещенной части залы белый призрак, несшийся в нашу сторону с невероятною быстротой. Остановившись, он сбросил свое погребальное покрывало и, пройдя между нами, стоявшими наготове, — рука на эфесе шпаги, — опустился на место Инес.

— А вот и я, — сказал призрак, испуская глубокий вздох и поправляя обеими руками длинные черные волосы, небрежно повязанные несколькими узлами пунцовой ленты. Никогда более совершенная красота не поражала моего взгляда.

— Это действительно женщина, — произнес я вполголоса, — и поскольку между нами условлено, что здесь не может произойти ничего сверхъестественного, нам остается только принять ее с чисто французской учтивостью. Будущее разъяснит эту тайну, если только вообще ее можно объяснить.

Мы снова сели на свои места и стали угощать незнакомку, умиравшую, казалось, от голода.

Она молча пила и ела. Через несколько мгновений она совершенно забыла о нас. Каждый участник этой необыкновенной сцены был погружен в самого себя, безмолвный и неподвижный, как будто его коснулась волшебная палочка феи. Баскара повалился на меня, и я мог бы подумать, что он умер от страха, если бы не ощущал движения его дрожащих рук, судорожно скрещивавшихся в жесте молитвы. Бутрэ затаил дыхание. Чувство глубокой подавленности заняло место хмельной отваги, и яркий румянец опьянения, лишь только что озарявший самоуверенное лицо, сменился мертвенной бледностью. Чувства, охватившие Сержи, не менее парализовали его мысль, но он все-таки сохранил больше самообладания, если судить по его взглядам. Его глаза, прикованные к незнакомке со всем жаром влюбленности, силились, казалось, ее удержать: так спящий боится проснуться, чтобы не расставаться с неповторимым очарованием сна.

И, надо признаться, этот образ действительно стоило запечатлеть навсегда в своей памяти, потому что природа, быть может, никогда еще не создавала красавицы, способной выдержать сравнение с нею. Прошу вас поверить, я не преувеличиваю. Незнакомке было не больше двадцати лет, но страсти, страдания или смерть наложили на ее черты особую печать неизменного совершенства и извечной правильности, освященных резцом древних в образе богов. В этом лице не сохранилось ничего земного, ничего, что могло бы выдержать дерзость сопоставлений. Таково было холодное заключение моего разума, предубеждённого уже в то время против безумств внезапной любви, и это дает мне право нарисовать вам портрет, который вы сможете оживить в меру своего воображения. Если вам удастся хоть сколько-нибудь приблизиться к истине, вы достигнете в тысячу раз больше, чем все ухищрения кисти или пера. Впрочем, — и это нужно сказать в качестве гарантии моей беспристрастности, — набросьте на ее широкий и гладкий лоб неровную и едва заметную морщинку, оканчивающуюся где-то чуть-чуть выше бровей, и еще, если можете, представьте себе в ее божественном взгляде, излучаемом из-под черных как смоль ресниц длинными голубыми глазами, нечто робкое и неопределенное, какую-то заботу и тревогу сомнения, пытающегося объяснить себя себе самому. Таковы были недостатки моей модели, но, я уверяю вас, Сержи их не видел.

Больше всего меня поразило, однако, лишь только ко мне вернулась способность обращать внимание на детали, одеяние нашей таинственной незнакомки. Я не сомневался, что где-то недавно его уже видел, и вспомнил, что это было на портрете Инес.