– Ну, бегать-то я умею, – слегка обиделся Ной. – Я бронзовую медаль завоевал за пятьсот метров на школьных соревнованиях в прошлом мае.
– Бронзовую, говоришь? – переспросил старик. – Третье место, значит?
– Третье – тоже место, – резко ответил Ной. – Из тридцати. Ничего позорного в третьем месте нет.
– Конечно, – согласился старик. – Это просто я к такому месту не привык, вот и все.
– Короче, – сказал Ной и отвел взгляд – он сомневался, стоит ли все рассказать старику или лучше тихонько посидеть в углу, закрыв лицо руками. – Родители никогда ко мне плохо не относились, – сказал он, стараясь утишить ту боль, что разливалась у него по всему телу и искала из него выход. – Мне не понравилось, что вы так сказали.
– Тогда прости меня за это. – Старик теперь сел на трехногий табурет, возникший у него за спиной как раз вовремя, чтобы он не упал на пол. Он снова взял стамеску и принялся за прежнюю марионетку.
– Ничего, – ответил Ной, поднял к нему голову и чуть улыбнулся, а потом очень глубоко вздохнул. Какую-то минуту они смотрели друг на друга, не отводя глаз, а потом Ной глянул вбок и вновь подтянул к себе сундучок. Засунул в него руку и вытащил новую куклу – симпатичного молодого человека, по виду – слегка нервного. На голове у него красовалась золотая корона. – Кто это? – спросил Ной.
– Один мой знакомый, – ответил старик. – Принц, как ни странно. Из другой страны. Жил, конечно, очень давно. Я тогда сам еще был мальчишкой.
– И ваш отец сделал его куклу? Они дружили?
– О нет, – ответил старик, быстро покачав головой. – Нет, Паппо никогда не знался с такими людьми. Он даже из деревни этой никуда не выезжал с того дня, как мы здесь поселились.
– Так а зачем тогда он сделал эту куклу? – спросил Ной и потянул Принца за проволоку. Глаза у куклы закатились наверх, словно молодой человек рассматривал небеса.
– Потому что с ним познакомился я, – объяснил старик. – Он важен для моей истории. Это случилось после того, как окружная комиссия назвала меня самым быстрым бегуном в радиусе пятидесяти трех миль и я стал очень знаменитым. Мне пришло приглашение уехать из деревни и показать свое мастерство в других местах. Оно было первым, и я его принял, пообещав, что сразу вернусь.
– И вернулись?
– Да, – кивнул старик. – Да, в тот раз слово я сдержал.
Глава тринадцатая
Принц
Вести о моих успехах в беге (сказал старик) начали разноситься по деревням вокруг той, где жили мы, а затем дошли до городков, смотревших на эти деревни свысока, после чего об этом услышали большие города, воротившие носы от городков.
Однажды я вернулся днем после школы в лавку и увидел, что мой отец сидит за прилавком и раскрашивает окна вагонов поезда, который вырезал уже несколько дней.
– А, – сказал он, подняв голову и улыбаясь, когда я вбежал с улицы. – Ну наконец-то. Я уже начал волноваться.
– Извини, Паппо, – ответил я, поглядев на часы. – Сегодня у меня на пробежку времени ушло больше обычного. Почти три минуты.
– Ну, до школы же четыре мили, – сказал Паппо. – Так что нечего себя казнить.
– Но я же обычно добегаю за две с небольшим, – ответил я, разминая ноги – переступая на месте так быстро, что пол громко застонал и попросил меня прекратить. – Мне надо больше тренироваться.
– Ты и так довольно тренируешься. – Паппо протянул руку через всю стойку, взял большой конверт кремового цвета и отдал мне. – А вот это – сюрприз, – добавил он. – Утром тебе пришло письмо.
Я шагнул вперед и взял у него конверт. Никогда в жизни мне раньше не приходила никакая почта, поэтому подарок был что надо.
– Кто мне может писать? – спросил я, изумленно глядя на отца.
– Распечатай – и узнаешь.
Я с минуту посмотрел на конверт, тщательно взвесил на руке, а потом осторожно подцепил пальцем клапан и вынул единственный листок бумаги. Первый раз я прочел его про себя, а потом – вслух.
– Мне пишут Король с Королевой! – сказал я, с изумлением поглядев на отца. – Невероятно, что они вообще знают, кто я такой. Придется, конечно, принять их приглашение.
– Но у тебя же школа, – сказал Паппо. – Нельзя пропускать образование ради того, чтобы где-то там побегать.
– О, я же могу просто на день-два съездить, – ответил я. – В школе даже сообразить не успеют, что меня нет.