Ноябрь, или Гуменщик (ЛП)

— Скажем, что у него гон начался, вот он и убежал, — ответил Инц. — Старик поверит! Что он вообще в лошадях понимает? Вот наши предки во главе с королем Лембиту — они в лошадях толк знали! Наверняка тот конь, что мы цыганам продали, происходит от какого-нибудь коня из конюшни наших королей, так что он по праву принадлежит нам.

— Теперь он принадлежит цыганам, — заметил Ханс.

— Надолго ли? — отозвался Инц. — Мы еще нынче ночью пошлем за ним домовика. Вернем коня барону, глядишь, еще и награду получим!

— Да, это вы ловко придумали! — похвалил кубьяс. — А я вот к тебе насчет барышни пришел. Можно мне сегодня вечером опять на нее поглядеть?

— По мне, можешь на нее пялиться сколько влезет, — разрешил Инц. — Но ты мне объясни, почему ты сам должен приходить на нее смотреть? Пусть домовик лучше принесет ее тебе домой! Не забывай, кто ты есть! Ты исконный хозяин этой земли! Сиди себе на месте, пусть господа шустрят.

— Ну что ты такое говоришь? — прыснул Ханс. — Как же домовик принесет ее мне? Барышня ведь проснется, и получится ужасный скандал. Закричит еще на руках у домовика, не дай бог упадет с высоты, расшибется насмерть!

— А с чего ей просыпаться? — возразил Инц. — Разве домовики никогда не доставляли тебе живность? Ты когда-нибудь слышал, чтобы корова там или свинья голос подавала? Да они и не пикают! Надо домовику приказать, чтоб притащил втихаря, а он уж сам знает, как заставить девку молчать. У них всяких уловок полно.

— Это правда: скотина никогда не голосит, когда ее воруют, вроде как и не замечает этого, — рассудил кубьяс, — тут ты прав. Но барышня... Ладно, в воздухе она, может, и не проснется, а что будет, когда она в моей избе глаза откроет? Что я ей скажу?

— Ничего говорить не надо, — наставлял камердинер. — Велишь домовику схватить ее в охапку и отнести обратно в усадьбу. Она и моргнуть не успеет, как снова очутится в своей постели. Решит, что все это ей приснилось.

— Да-а... — протянул Ханс. — Так-то оно так... — Предложение Инца нравилось ему все больше. Увидеть барышню в собственной избе, разглядеть ее лицо совсем-совсем близко, снова дышать в одном ритме с нею... Это представлялось и опасным и невероятно заманчивым. Но имелось одно существенное препятствие — у него не было на данный момент собственного домовика, и он сказал об этом камердинеру.

— Ну и что с того? — пожал плечами Инц. — Сделай его! Вечер долгий, успеешь уладить дело с Нечистым, а затем первым делом пошлешь домовика в усадьбу. Это ж пара пустяков.

— Конечно, было бы здорово, — сказал Ханс, мотая головой. — Я, кажется, уже немножко свихнулся. Так и сделаю!

* * *

Тем временем о новом домовике помышляли и в другом доме. Амбарщик и его беременная жена, полные сил и задора после вчерашних переживаний, надумали соорудить себе еще одного домовика.

— От жизни надо брать все, что только можно ухватить, — сказал Оскар-амбарщик. — Не ровен час, объявится чума, или еще какая зараза начнет людей гробить, тогда только и останется как в навий день пустые щи хлебать, а потом как последний нищий намываться в остывшей бане. Малл, я так рассуждаю: надо нам смастерить еще одного домовика! И большого — чтоб мог как следует добро таскать! А то эта мелюзга только по мелочи тащит, а большой домовик — он бы сразу взвалил на себя, скажем, целый амбар и притащил сюда! Ты как считаешь?

— А из чего ты думаешь такого большого домовика соорудить? — спросила Малл.

— Я бы три телеги одну на другую взгромоздил, а сверху заместо головы старый улей поставил, — стал объяснять амбарщик. — Такой домовик много бы осилил и ко всему прочему воров от нашего хозяйства отпугивал бы.

— Давай сделаем! — одобрила Малл замечательную идею мужа. — Уж как я рада, что нам вчера удалось спастись от чумы, ради такого дела надо бы и впрямь что-нибудь этакое смастерить!

— И нет ничего лучше, чем ухватистый домовик-несун! — добавил со своей стороны амбарщик и велел своему старому маленькому домовику взгромоздить одну телегу на другую.

К тому времени, когда стало смеркаться, монстр был готов. Посреди двора, словно мельница, возвышалось громадное чудище в ожидании, когда в него вселится душа, чтобы тотчас приступить к работе и начать таскать своему хозяину чужие амбары да хлева. Довольный амбарщик похлопал нового домовика и отправился на перекресток.

Отшагав порядочное расстояние, Оскар вдруг вспомнил, что у него нет при себе красной смородины, и свернул было к избе гуменщика, но раздумал. Во-первых, ему не терпелось встретиться со Старым Нечистым и как можно скорее вдохнуть жизнь в свое чудище, а во-вторых, он знал, что гуменщик едва ли одобрит его план и вообще может отказаться снабдить его смородиной. В вопросах, касающихся домовиков, гуменщик слыл сторонником умеренности; он всегда говорил, что больше одного домовика семье иметь незачем, а неумеренное стяжательство — грех.

— Если не в меру воровать, то вскоре и таскать будет нечего! — говаривал он и советовал за один раз больше чем на день добра не брать: одну ковригу хлеба, миску каши, жбанчик квасу. Не больше.