Нокаут

— До Пайпер и после неё ты всегда был собранным, закрытым, основательным. У тебя на уме были только Габи и бокс. Когда же ты встречался с ней, то в наши малочисленные встречи ты горел так, словно вместо крови у тебя реки разгоряченной лавы, а взгляд говорил только об одном: ты на седьмом небе от счастья. Мы тебя не трогали и не навязывались, потому что понимали, что ты весь в ней. Во всех смыслах, — заржал он и я улыбнулся, покачав головой. Но он прав. Я был поглощён Пайпер в своё время, забив на друзей. — Когда ты расстался с ней, то мы тебя не узнавали. На время ты стал неуправляемым, слетев с тормозов. Тогда мы не знали как к тебе подступиться, чтобы не сделать ещё хуже. И, честно, мы очень волновались за тебя. Полтос с Нэйтом всё время придумывали разную дичь, чтоб вытащить тебя из этого состояния, но ты не реагировал и пропадал в зале. Помнишь тот диалог, который закончился нашей единственной ссорой?! — стряхнув пепел в окно, он внимательно посмотрел на меня. Я кивнул.

Как я могу забыть реально единственную ссору с другом?! Спустя полтора месяца моего заточения в зале, откуда я просто не вылезал и тренировался по 12–14 часов, ко мне пришёл Трэвис. Ему надоело смотреть как я медленно убивал себя изнутри, хотя я старательно скрывал своё состояние, но на то они и друзья. Всё видели и понимали без слов. Так вот он мне тогда в достаточно грубой форме сказал, что я «слабак и задолбал уже сопли жевать». Что надо взять себя в руки и вычеркнуть её из памяти. Что подобных стерв будет ещё вагон и не нужно заострять на каждой столько внимания. Что необходимо начать новую жизнь и всё в таком духе. Я психанул и наорал на него. Впервые в жизни. Он тоже взорвался, и мы чуть не подрались, но, когда я уже хотел выбить из него дурь и занёс кулак, меня внезапно поразила мысль, что он прав. Что пора завязывать с этим нытьем и самокопанием и продолжить жить. Тем более тогда Габи получила травму, и я постоянно был на телефоне, успокаивая ещё и её. Я должен был собраться. С тех пор Пайпер была для меня воспоминанием. Сначала, конечно, болезненным, но с течением времени я отпустил её и мысли о ней. А тот секс в середине июня лишь доказал мне, что воспоминание это не приносит мне ровном счётом никаких эмоций.

— Помню, Трэвис. Я до сих пор благодарен тебе за тот толчок к действию. Ты был прав от начала и до конца, — улыбнулся и толкнул его кулаком в плечо.

— Ну, тогда ты хотел мою голову познакомить со своим стальным апперкотом, — заржал он, и вновь затянулся. — Так вот, когда ты пришёл в себя и стал более-менее прежним, то мы больше не видели тебя ни с одной девушкой. Точнее видели, но не так, как с бешеной самкой богомола. Ничего, что я её так называю?! — стрельнул в меня проницательном взглядом и я неопределённо покачал головой в ответ, вызвав ещё один приступ хохота своего друга. — Короче, ты всегда трахался с девушками, но никогда и никого не целовал на наших глазах. Ты никогда не усаживал их к себе на колени, как делал всегда Нэйт, например. Ты выбирал девушку на ночь, подходил, что-то ей шептал, и она послушно шла за тобой, как под гипнозом. Ты не заигрывал с ними перед этим, а они всё равно шли. Кстати, давно хотел спросить, что ты им такого волшебного говорил?! — выбросив бычок, он повернулся ко мне и, прищурившись, посмотрел на меня.

Пожал плечами и ответил:

— Да ничего такого. Просто спрашивал, хочет ли она получить оргазм.

Трэвис выпучил на меня глаза, а потом заржал на весь салон.

— Твою мать, это гениально! Надо Нэйту сказать, что его дебильной книгой для начинающих пикаперов можно просто подтереться!

Я рассмеялся, посмотрев на него. Нет, ну а что велосипед изобретать?! Я всегда отличался вполне конкретными действиями и слов на ветер не бросал. Даже в так называемом флирте я всегда чётко обозначал что хочу от девушки и что дам ей. Правда, это с натяжкой тянет на флирт. Согласен. Ну, такой вот я. Никто не жаловался. Хотя с Сиенной вчера в баре я, вроде как, начал некое подобие флирта, пока тёрся о её коленку под столом своей ногой, словно подросток, который ни хрена не умеет и не знает, как подкатить к девушке. Сначала она меня взбесила, сев не рядом со мной, а напротив. Потом я кое-как совладал со своим негодованием и начал медленную атаку на её крепость.

— Ладно, вернёмся к сути, — продолжил Трэвис. — Ты никогда не позволял себе того, что ты сделал вчера в баре. Чёрт, мы знакомы десять лет, а я ни разу не видел, как ты целуешься или обнимаешься с девушкой! Даже в тот раз, когда ты Пайпер привёл на вечеринку, ты нервничал и вёл себя несколько дёргано. А вчера… Твою мать, я думал ты трахнешь её на столе, забыв напрочь о многочисленных зрителях, — веселился мой друг, и я, пряча улыбку, остановился на светофоре и посмотрел в окно. И замер.

Твою мать!

— Трэвис, — окликнул его, но он продолжал ржать.

Тогда я, не сводя глаз с дороги, толкнул его.

— Что?! — смеясь, спросил он.

— Посмотри туда, — указал пальцем в своё боковое окно. Он придвинулся и начал всматриваться в людей. — Ты видишь то же, что и я?!