— Попался голубчик! Попался. Это говорю вам я.
Распирало от радости и Сергея Владимировича. Он даже не обрывал Сопако, убеждавшего, как встарь, будто бы все, о чем бы он, Лев Яковлевич, ни говорит, — говорит именно он, а не кто-нибудь другой.
Искатели сокровищ достигли стога. Винокуров достал из карманов книжки Ремке, Локка и Ницше, карманный фонарик и флакон с зеленоватой жидкостью.
— Сам изготовил, — пояснил он, показывая Сопако граненый флакон, — из фотохимикатов. — Затем Сергей Владимирович еще раз полюбовался книжками, открыл локковы «Мысли о воспитании». На оборотной стороне обложки ему бросилась в глаза любопытная подпись:
«Желалъ бы, чтобы весь уч.-воспит. персоналъ ознакомился с этими мыслями и в прочтении расписался».
Ниже красовалась следующая ведомость.
______________Вр. получ.__Вр. сдачи__Расписка в прочтении
Ш/Капитан
Поручик
П/Поручик
— М-мда, — улыбнулся Винокуров. — Полное неуважение господ офицеров-воспитателей кадетского корпуса к великому, но непоследовательному философу-материалисту. Один лишь штабс-капитан Дунин-Барковский денек подержал книгу, причем в прочтении не расписался. О! Этот офицер был, по всей вероятности, человеком чести.
Лев Яковлевич изнемогал от нетерпения.
— Скорей, скорей! Это говорю вам я… проявляйте и закрепляйте, черт возьми, всю эту философию.
— Не спешите, мой юный друг. Философия — наука сложная.
Винокуров, не торопясь, вынул из флакона пробку, раскрыл сочинения Локка на сороковой странице, Ремке — на семнадцатой и Ницще — на странице сто пятьдесят шестой.
— Великолепный афоризм, гражданин казначей, — Сергей Владимирович направил луч фонарика и прочитал:
«И кто среди людей не хочетъ умереть отъ жажды, долженъ научиться пить изъ всехъ стакановъ…»
В этом смысл жизни. Как у вас обстоят дела хо стаканами, мистер Пятница?
— Скорей! Это…
— Вы мне говорите. Сию минуту, не падайте в обморок.
Сергей Владимирович залил страницы зеленоватой жидкостью, и на них между строк проступили цифры. Много цифр.
— Это еще не доходы, казначей, — улыбнулся Винокуров кривой улыбкой. — На странице сорок девятой Ницше меж последних строк… Ага вот они:
«Война и мужество совершили больше великихъ делъ, чемъ любовь къ ближнему…»
Тоже отличная мысль… Здесь ключ к расшифровке. Проявим его… Очень хорошо… Ключ несложный. Начнем пожалуй, как частенько говаривает в оперном театре Владимир Ленский.
Затаив дыхание, Лев Яковлевич следил, как на листке блокнота шеф, удовлетворенно мурлыкая, выводил новые цифры и какие-то слова, которые располагал столбиком.
— Где деньги?! Где?! — Сопако цепко вцепился в каменные плечи Винокурова.
Сергей Владимирович стряхнул с себя старика и, выразительно постукав карандашом по блокноту, торжественно возвестил:
— Деньги, слава, почет, власть — здесь!
Глава XII. Гибель мечты
То, что произошло дальше, повергло Льва Яковлевича в смятение. Винокуров ухватил за угол книжку Ремке, поднес к распушившимся листкам зажженную спичку. Уголки их заежились, как будто бы бумаге стало холодно от ползущих по ней нежно-голубых струек пламени. Сопако по-волчьи, молча бросился на шефа, хватал за руки, пытался укусить за плечо, душить. Напор его был столь неожидан и силен, что Винокуров первое время едва оборонялся.
— Взбесились вы, что ли? — пыхтел шеф, с трудом отдирая от горла пальцы компаньона. — Ах… ты кусаться! — он шмякнул противника тяжелым кулаком чуть повыше живота. Начальник штаба издал екающий звук и тихо повалился на бок, корчась в судорогах.
Книжка пылала вовсю. В огонь полетела другая, третья. Сопако лежал неподвижно, глядя на костер побелевшими глазами, полными слез и страданий. Ему казалось, что он умирает. Костер пылал золотым пламенем.
— Мне плохо, — прошептал Лев Яковлевич. — Помогите…
Винокуров сбросил пиджак, стянул с плеча рубашку и рассматривал полукруглые рядочки вмятин от зубов Сопако.
— Вы, очевидно, полагаете, будто бы мне хорошо? Придется делать прививки от бешенства. Разве это хорошо?
— Простите… Зачем сожгли…
— О-хо-хо-хо!..— Сергей Владимирович задохнулся от душившего его смеха. — Ха-ха! Дикий Пятница, неужели вы решили, будто я вознамерился уничтожить секрет? Сведения у меня в блокноте, да и те, выучив наизусть, уничтожу. К чему вещественные доказательства?