Нокаут по наследству

Инесса начала строить планы. Правда, делала это осторожно, с оговорками. Она пока что не решила, как ей распорядиться полученным наследством. Продать ли квартиру, сдавать или сменить место жительства — все эти вопросы она собиралась обсудить с Владимиром, который вскоре должен был стать ее мужем. Было понятно, что девушка не хочет принимать решение одна. Или не может. Или вовсе не умеет это делать.

Оставалось надеяться на то, что Вова не воспользуется ее слабохарактерностью в своих целях.

Я же думала о другом. Накануне Владимир сказал, что лицо Андрея Кузнецова ему знакомо. На самом же деле они не контактировали. Андрей предположил, что Владимир мог случайно его заметить во время слежки за Инессой. Значит, сам Андрей был не очень осторожен. Мне хотелось знать, в какой момент он потерял бдительность. Где именно его могли заметить? При каких обстоятельствах это произошло?

У меня возникло чувство, что я не только полезла в какие-то дебри, а еще и неслабо себя накрутила. Ладно, оставим это в стороне. В конце концов, не со мной это произошло.

Инесса отставила в сторону кофейную чашку. Повела плечами, смахнула челку со лба. Выражение ее лица говорило о том, что по крайней мере в данный момент у нее чудесное самочувствие, хорошее настроение и все ее вполне устраивает. И погода, и компания, и, наверное, многое другое. На этом фоне ее атаковали детские воспоминания.

— Одну из посылок дядя Боря прислал нам под Новый год. Тяжелая такая фанерная коробка. Папа, когда принес ее с почты, сказал, что по пути останавливался пару раз передохнуть. В посылке оказалось несколько банок с персиковым компотом. И записочка такая, ее папа мне прочитал: «Витамины для Пельмешки». Пельмешка — это я. Племянница, племяшка… Мама страшно ругалась тогда на дядю Борю. Обиделась на него. Мол, какие, на фиг, витамины? Мол, мы и в Тарасове такое можем купить. А я обрадовалась. Посылку он собирал лично для меня. Записку написал лично мне. И компот тот был вкусным. Папа тоже попробовал, оценил. Я тогда впервые задала себе вопрос: а что же случилось между мамой и дядей Борей? Почему она так реагирует?

Миша покачал головой.

— Знаешь, — сказал он, — людей вообще фиг поймешь. Вот у меня мамаша была — ух! С соседкой постоянно лаялась. А мне интересно было. Прикинь, они собачатся, а я за дверью сижу и слушаю. Не надо на меня так смотреть. У меня была скучная жизнь, я сам себя развлекал. Возможно, именно тогда я и понял, что такое оскорбление, клевета и попранное человеческое достоинство.

— И решил пойти на юрфак, — резюмировала я. — Красавец.

— До юрфака мне нужно было дозреть, — пояснил Миша. — Но я о другом. Вот они ругаются, к примеру. Причина… ну, пусть будет такая: для кого-то слишком громко играет музыка у соседа. Маман моя уважала Джо Дассена. С его песнями я просыпался, с ними и спать ложился. Ничего против него не имею, кстати. Но согласитесь, девушки, слушать бесконечно одно и то же — невыносимо. Я ненавижу французский до сих пор.

Инесса засмеялась. Я представила жизнь маленького Миши Фрудберга. А друг-то мой, оказывается, подвергался в детстве жестокому обращению.

— Ну вот, — продолжал Миша. — Столкнулись на лестничной площадке моя мама и наша соседка. Соседка ей: «Твоя музыка слишком громко играет». А мама ей: «А ты рискни зайти ко мне и сделать тише». Все, разошлись. Конфликт исчерпан, думаете? Думаете, это нельзя назвать ссорой? В прямом смысле, конечно, нельзя. Но интересы не сошлись. И правда была не на стороне моей родительницы, а она уступать не собиралась.

— С другой стороны, — заметила Инесса, — она имеет право слушать музыку, находясь в своей квартире. Это же ее дом.

— Верно! — восхитился Миша. — Ее территория! Но стены-то тонкие!

— Нет в этом ее вины! — парировала Инесса. — Она не проектировала этот дом!

— В точку! — радовался Миша. — Тогда как рассудить?

Я достала пачку сигарет.

— Никак, — сказала я. — Уважать других надо, вот и все. Любому терпению может прийти конец. Сделать музыку тише. Перенести проигрыватель в другое место. Использовать наушники. Некоторые действия, которые ты совершаешь на собственных квадратных метрах, странным образом влияют на тех, кто находится за их пределами.

— В общем, соседка не стала спорить, — закончил свой рассказ Миша. — А потом и вовсе съехала. Маман тогда радовалась. Теперь, типа, полная свобода. Новые же соседи музыку не слушали и на Джо Дассена не жаловались.

— Повезло, — заметила Инесса.

— Они просто годами делали ремонт, — сказал Миша. — Лет пять точно. Звуки дрели с утра до ночи, пьянящий аромат растворителя, сочный мат-перемат рабочих. Эх, было время!

В сумке завибрировал телефон. Не дождавшись меня, Андрей Кузнецов решил проявиться первым.

— Надо срочно поговорить, — сказал он. — Без свидетелей, если можно. Получится?

— Попробую.

Я не планировала оставлять Мишу и Инессу одних в большом городе, но сразу поняла, что Андрей не на свидание меня позвал.

— Я отбегу, — сообщила я. — Вы гуляйте, а потом дома встретимся.

— А ты куда? — поинтересовался Миша.